Все наши скрытые таланты. Кэролайн О’Донохью

встречаешься! – торжественно восклицаю я. – Ну что ж, я бы на твоем месте не надеялась, что она их оценит. Возможно, скажет, что обожает их, а потом изменит им с какими-нибудь «брауниз».

      Джоан бросает ложку. Лицо ее багровеет. О боже, опять я ее довела. Иногда я забываю, что хотя мы все давным-давно знаем про измену, и для нас это никакая не новость, Джоан до сих продолжает остро переживать каждый день. И для нее это вовсе не шутка.

      – Да ладно тебе, – говорю я.

      Возможно, если я ее рассмешу, то мы обе посмеемся и оставим все воспоминания о Сарре позади, отбросив их, как бросают наудачу соль через плечо.

      – «Брауниз» ужасны. Возможно, самое переоцененное печенье в мире. И самое распутное.

      Джоан ничего не говорит. Просто перекладывает ложкой тесто на противень.

      – Любишь «брауниз» – значит, ты, скорее всего, мудак, – пытаюсь я снова, наблюдая за тем, как она ставит противень в духовку.

      – Ради всего святого, Мэйв, ты когда-нибудь заткнешься? – вдруг вопит она так яростно, что теряет контроль над собой и обжигает руку о край духовки.

      Вскрикнув, она инстинктивно хватается за локоть, отпускает противень, и тесто разлетается по всему полу. Я хватаю бумажное полотенце и начинаю собирать с пола липкие желтоватые комки.

      – Хватит! – кричит она, отталкивая меня. – Просто уходи. Уходи! Убирайся отсюда! Иди к себе в комнату.

      – Я хочу помочь тебе, корова, – процеживаю я, уже ощущая предательскую влагу на глазах.

      Боже, не плачь. Только не плачь. Нет ничего хуже, чем быть младшим ребенком в семье и плакать.

      – И не приказывай мне, что делать. Ты мне не мать, так что отвянь.

      Теперь всхлипывает Джоан. Иногда мне кажется, что она столько времени была младшим ребенком в семье, что стала даже чувствительнее меня. В конце концов ее лишили этого статуса, а я всячески пытаюсь забыть о нем.

      Дверь в кухню распахивается, и на пороге появляется мама, держащая в руках собаку на поводке и уже окидывающая нас усталым взглядом. Собака врывается внутрь и набрасывается на тесто, пытаясь как можно больше заполнить им свою пасть, пока мама не начала истошно вопить про синдром раздраженного кишечника.

      – ДЕРЖИТЕ ТУТУ! – кричит мама. – Мэйв, ОТТАЩИ ТУТУ! ТУТУ, ФУ, ПРЕКРАТИ! ПЛОХО, ТУТУ! Джоан, там есть сливочное масло? Я не собираюсь очищать дерьмо из-за протухших молочных продуктов! Вы вообще представляете, как оно воняет?

      Мы запираем Туту снаружи, а потом прибираемся на кухне, пока Джоан в слезах объясняет, какая я сволочь.

      – Поверить не могу, – огрызаюсь я. – Уже двадцать с лишним лет, а такая ябеда.

      Потом я добавляю еще несколько обидных замечаний в ее адрес и в адрес Сарры, о чем тут же жалею, но так и не извиняюсь. Мы с Туту как изгнанники отправляемся в мою комнату.

      На моем телефоне штук пятьдесят сообщений в WhatsApp, но все они от групп, в которых я состою. Нив Уолш и Мишель Брин несколько раз поинтересовались, что мисс Харрис заставила меня делать в качестве наказания.

      «Чистила Душегубку» – пишу я в ответ.

      Куча