Петроградка. Ратные дела. Блуждающее слово. Владимир Хачатуров

по шее не надавали – хотел было вставить Шкалик хоть что-то обнадеживающее, но не успел.

      – Игорь?! Глазам свои не верю! Игорь, это ты?! – перед Шкаликом вдруг очутилась расфуфыренная по последней моде дама. Вся такая вальяжная, ухоженная, исходящая дорогущими духами и немереным баблом. Таких еще бизнес-леди называют…

      – Я не Игорь, я – Шкалик, – не признал знакомства Шкалик.

      – Я не по кличке, я по имени, – пояснила леди. – Игорь Адоматский – это ведь ты? Не отпирайся, я тебя узнала. А ты – узнаешь меня?

      – Ишь ты, Адоматский, – пробормотал себе под нос Опохмельченко.

      – Я понимаю, тебе в таких обстоятельствах неудобно, не хочется вспоминать, – продолжала меж тем дама. – Но ты все-таки вспомни: это не я тебя из армии в Кривом Наволоке не дождалась, это ты ко мне не вернулся, даже не заехал, предпочел сразу в Питер…

      Шкалик молчал, тупо уставившись на женщину.

      – Шкалик, – зашептал ему на ухо встревоженный Опохмельченко, – не стой истуканом, обними девушку…

      – Нет, обнимать меня, Игорь, не надо, – расслышала подсказку леди. – Обнимешь, когда протрезвеешь, вспомнишь, отмоешься как следует и будешь готов рассказать, как тебя угораздило дойти до жизни такой…

      – Так ведь для того чтобы протрезветь и отмыться… – позволил себе встрять Опохмельченко с резонными соображениями, но был прерван на полуслове самым высокомерным тоном:

      – А тебе, синюха голимая, никто слова не давал. Заткнись и чеши отсюда, пока я охрану не позвала…

      Опохмельченко раскрыл было рот, видимо, собираясь по своей привычке сообщить на повышенных тонах о роде деятельности своей бабушки, а заодно, может быть, и дедушки, но, взглянув на подавленно молчащего Шкалика, тихо крякнул и отошел. Метров на пять, на шесть…

      – Что ты там за пазухой прячешь, Игорь?

      Шкалик машинально вытащил из-под пальтеца злополучную коробочку.

      – Да уж, докатился, – вздохнула дама. – Ладно, так и быть. По старой, так сказать, дружбе, и в память о любви моей юности… Двухсот баксов на все про все хватит?

      – Лучше в рублях, мадам, и купюрами помельче, – подал голос из своего далёка Опохмельченко.

      – Разумно, – усмехнулась дама, заглянула в сумочку, пошелестела наличностью, извлекла несколько разноцветных бумажек, сунула их в руки оторопевшему Шкалику, забрала коробочку, помедлила, добавила к деньгам визитную карточку: – Примешь человеческий облик – звони…

      Развернулась, шагнула к шикарного вида автомобилю солидного бутылочного цвета с предупредительно распахнутой то ли охранником, толи шофером задней дверью. Помахала ручкой, села и укатила.

      Опохмельченко подошел к Шкалику не сразу – благоразумно дождался пока авто с с дамой скроется за поворотом.

      – Сколько там?

      Шкалик растерянно уставился на свои руки – в одной банкноты, в другой визитка.

      Подсчитали. Не так уж много оказалось. Ну да богатенькие всегда жмоты. Потому и богатенькие, наверное. Впрочем, на бутылку с прицепом хватило.

      Уединились