В.Т. Нарежный (1780–1825), один из зачинателей демократической традиции в русской литературе, справедливо считается предшественником Гоголя. В романе «Российский Жилблаз» Нарежный дает широкую сатирическую картину жизни различных слоев крепостнической России конца XVIII – начала XIX века.
Наиболее известное и до сих пор читаемое произведение Нарежного, «Бурсак», вышло в свет в 1824 году. Оно вполне самостоятельно как в сюжете, так и в деталях. Типы, не шаржированные, а нарисованные прямо с натуры, отличаются жизненностью. Герой, Неон, проходящий многотрудную стезю бурсацкого воспитания, – совершенно живое лицо, приключения его вполне возможны и вытекают одно из другого; характер героя обусловлен обстановкой его жизни.
Повесть «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» вышла через две недели по смерти автора. Здесь изображено сутяжничество малороссов; два соседа заводят тяжбу, которая разоряет их обоих (сюжет, позже послуживший Гоголю для его «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»).
«Москва. Сочельник. Двенадцать градусов мороза. Ночь. Весь густо-синий небосклон усыпан яркими, шевелящимися, дрожащими огромными звёздами. В старинной церкви у Спаса на Бору идёт предрождественское Всенощное бдение. Церковь эта, расположенная рядом с кремлёвскими святынями, конечно, по своей величине и ёмкости уступает гигантским московским соборам, но всё-таки среди всех сорока сороков стоит на почётном месте. Что же касается исторической седой древности, то в этом отношении Спас на Бору отличается дородностью, важностью и широкой щедростью в церковных даяниях. Это всё народ с солидным положением и весом в первопрестольной столице, люди света, разума и влияния: издревле именитые оптовые купцы-миллионеры с Балчуга, рядов Зарядья и Замоскворечья, отцы городской Думы, биржевики с Ильинки; крупнейшие нотариусы, популярнейшие адвокаты, владельцы картинных галерей и рысистых заводов…»
«…наши русские славянофилы, и западные мыслители сходного с ними взгляда могли еще думать, что «подъятие славянского духа», желаемое «сближение славян», освобождение югославян от власти иноверной, – одним словом, что большая против прежнего гражданская свобода славян немедленно выразится у них в большей независимости ума, в более ясном национальном творчестве на всех поприщах и на новых путях, которые это отсталое, но будто бы «свежее» племя укажет остальному человечеству, уже утомленному долгой исторической борьбой… До сих пор, однако, мы ничего подобного не замечаем ни у сербов, ни у болгар, ни у славян австрийских…»
«…Ап. Григорьева Тургенев называл: «Огромный склад сведений и мыслей, без всякого регулятора». Раз он сказал при мне: – Я ужасно люблю тех, которые меня бранят; Ап. Григорьев только исключение; он меня бранит – и я его ненавижу… Боюсь, что в этом причудливом отзыве баловня судьбы и общественного вкуса крылось тайное сознание того, что из немногих порицателей его только один Григорьев был прав…»
«…У болгар нет святых мест, нет древних церковных средоточий, нет великих неподвижных звезд Православия, разливающих свой свет повсюду, даже и в наше печальное время жалких прогрессивных надежд и устарелых европейских мечтаний. Что думать о народе, который возрождение свое начал прямо с борьбы против той церковной иерархии, правила и дух которой легли в основу его жизни, уставы и обычаи которой сохранили его в течение веков под гнетом иноверной власти? Не успокаивайте себя тем, что этот болгарин в бараньей шапке и коричневых толстых шароварах первобытен и прост: чем грубее и проще в наше время народ, тем легче лукавым и неверующим вождям увлечь его куда угодно…»
«Однажды на Афоне я разговаривал с отцом Иеронимом о тех неожиданных внутренних переменах, которые я в себе ощущал по мере того, как вникал все больше и больше в учение Православной церкви. Эти перемены и новые ощущения удивляли и радовали меня. Разговаривая так, я дошел до мысли, что было бы полезно поделиться когда-нибудь с другими этой историей моего „внутреннего перерождения“…»
«…Католики – христиане, а теперь настало такое время, что не только староверы или паписты, но и буддисты астраханские, мусульмане и скопцы должны быть для нас дороже многих и многих русских того неопределенного цвета и того лукавого петербургского подбоя, которые теперь вопиют против нигилизма, ими же самими исподволь подготовленного…»
«Весной 1878 года, в апреле, скончался от воспаления легких в Оптиной пустыни иеромонах Климент, в миру Константин Карлович Зедергольм. Ему еще не было пятидесяти лет от роду. Отец Климент не был ни красноречивым проповедником, ни поражающим воображение, внешним, так сказать, телесным подвижником; он не был и одним из тех знаменитых духовников или старцев, которых руководства и советов ищут не одни монахи, но и многие миряне всех состояний и возрастов. <…> И несмотря на весь этот ряд отрицаний, отец Климент был замечательный человек и еще более замечательный инок. Его заслуги, его история, его роль совершенно особые и оставить их в забвении было бы величайшей несправедливостью. Вот краткая история его жизни…»