«Птичница Грета была единственною представительницей рода человеческого в новом, красивом домике, выстроенном при усадьбе для кур и уток. Стоял он как раз на том же самом месте, где прежде возвышался старинный барский дом с башнями, кровлею «щипцом» и рвом, через который был перекинут подъёмный мост. В нескольких шагах от домика начиналась дикая чаща кустов и деревьев; прежде тут был сад, спускавшийся к большому озеру, которое теперь стало болотом. Над высокими старыми деревьями кружились и кричали грачи, вороны, галки – несметные стаи…»
«Перед богатою усадьбой был разбит чудесный сад с редкими деревьями и цветами. Гости, наезжавшие в усадьбу, громко восхищались садом; горожане и окрестные деревенские жители нарочно приезжали сюда по воскресеньям и праздникам просить позволения осмотреть его; являлись сюда с тою же целью и ученики разных школ со своими учителями…»
«И вот, на небе появилась комета, ядро её сияло, хвост грозил розгой. На нее смотрели и из богатых за́мков, и из бедных домов, глазели и целые толпы, устремлял взор и одинокий путник, проходивший по безлюдной степи, и каждый при этом думал своё…»
«– Теперь я начну! – заявил ветер. – Нет, уж, позвольте! – сказал дождь. – Теперь мой черёд! Довольно вы стояли на углу, да выли, что было мочи! – Так вот ваше спасибо за то, что я в честь вас вывёртывал, да ломал зонтики тех господ, что не желали иметь с вами дела! – Слово за мною! – сказал солнечный луч. – Смирно!..»
«Теперь я расскажу вам историю о счастье. Все знакомы со счастьем, но иным оно улыбается из года в год, иным только в известные годы, а бывают и такие люди, которых оно дарит улыбкою лишь раз в их жизни, но таких, которым бы оно не улыбнулось хоть раз – нет…»
«Перед бумажною фабрикою были свалены вороха тряпок, собранных отовсюду. У всякой тряпки была своя история, каждая держала свою речь, но нельзя же слушать всех зараз! Некоторые были здешние, другие заграничные. Одной датской тряпке случилось лежать рядом с норвежской; первая была мягкой датской, вторая суровой норвежской закваски. И вот, это-то и было самое забавное в них, с чем, наверно, согласится всякий благоразумный норвежец и датчанин…»
«Отправляемся в Париж, на выставку! Вот мы и там! То-то была поездка, настоящий полёт, и без малейшей примеси колдовства: пар мчал нас и по морю и посуху. Мы живём в сказочное время!..»
«Дням недели тоже хотелось хоть разок собраться вместе и попировать. Но каждый из них был на счету, они были так заняты круглый год, что это им никак не удавалось. Им нужно было выждать лишний день, а такой выдаётся только раз в четыре года – в феврале високосного года; его прикидывают для уравнения счетов…»
«– Какие чудные розы! – сказал солнечный луч. – И каждый бутон распустится и будет такою же чудною розою! Все они – мои детки! Мои поцелуи вызвали их к жизни! – Нет, это мои детки! – сказала роса. – Я кропила их своими слезами! – А мне так кажется, что они мои родные детки! – сказал розовый куст. – Вы же только крёстные отец и мать, одарившие моих деточек кто чем мог…»
«Мастер был крестный рассказывать. Сколько он знал разных историй – длинных, интересных! Умел он также вырезывать картинки и даже сам отлично рисовал их. Перед Рождеством он обыкновенно доставал чистую тетрадку и начинал наклеивать в нее картинки, вырезанные из книжек и газет; если же их не хватало для полной иллюстрации задуманного рассказа, он сам пририсовывал новые. Много дарил он мне в детстве таких тетрадок, но самую лучшую получил я в тот «достопамятный год, когда Копенгаген осветился новыми газовыми фонарями вместо прежних ворванных». Это событие и было отмечено на первой же странице…»