Вахта Барса. Петр Альшевский

превосходство и желание долбить. Из-за него я в инвалидной коляске и оказался.

      На шее ладанка с родной тульской землей, клейкая ладонь лежит на пустой кобуре; прибавить бы парусов, разнять бы дерущихся собак, вам, девушка, туда – не ко мне.

      Видишь, какая обстановка. В форме для выпечки пасхального кулича поселился подаренный «Ракетой» хомяк. Для ускорения процесса в мозгах я читаю ему шахматную брошюру «Как сразу стать отличным игроком», и он, распушившись, издает тигриное фырканье.

      Жизнь все расставит по местам. Нас объединяет холодный блеск глаз, нормальность и ненормальность, мгновенная реакция на приход участкового, пошла такая полоса: у меня вновь пора детства. Примерно четвертого. Сморкаясь кровавыми сгустками, я люблю свое тело, его никчемные остатки, любовь не обоюдна, слышали бессвязные крики? Это я орал.

      С моими размерами мне удобнее мастурбировать сразу обеими руками. О-оох, cool, о-оох, really cool, Дзержинский справедливо говорил, что на каждого интеллигента должно быть заведено дело. Не уходите, лейтенант. Спасибо за кобуру.

      Не уходите… постойте… я сейчас на вас концу.

      На меня?!

      Смотря на вас. Сексо, сексо, сексопатология, пьяный страждущий я, служебное расследование погонам не грозит? если хотите, я могу исследовать ваше сердце, вы храните некую тайну? женщины, братец – колючки, некоторые ядовитые, к низким средствам не прибегаете? шесть раз поднял ее на вытянутые, а на седьмой чуть не сдох.

      Поговорили и ничего. В Италии футбол, зима и снег, секунду! у меня нет оправданий! возвращаясь к жизни, я схож по оручести с окоченевшими фанатами; из каменной кадки выглядывают зеленые цветы, отклячивает зад немытый «SAAB», бутылка стоит на березовом листе, лист лежит на земле, земля вертится, как наказано – мы ли в порядке?

      Заливаясь дурным смехом, я весь на нервах. Увеличиваю процент подростковой беременности; иду против солнца, поедая фрукты со сложными гранями, позитивные мысли оставлены раздувшимся покойникам, на последнем издыхании машут крыльями отчаявшиеся бабочки, я в стороне. Потеряв рассудок, несу бремя белого человека, уговаривая себя словами Киплинга: «неси это гордое время, будь ровен и деловит, не поддавайся страхам и не считай обид», кричи тише. Или услышат.