Среди земли. 100 избранных стихотворений. Олег Петров

парков. Такси, урча.

      Чёткость, раздаренная как с чужого плеча.

      Ты вышла из-под асфальта кривой травой,

      когда заря всходила, как пулемёт,

      чуя карманы, полные ничевой,

      чтоб в Воркуте пейзан угробил лимит

      вышки над головой в разгар посевной, —

      вот тебе, девушка, всуе простой ламент,

      праздничный обморок и межпланетный отбой.

      Долгое время нам кажет себя с лихвой,

      долгое время об нас разбивает льды,

      тужит во льдах, как белая вещь на пруду

      среди узкоглазых сосен – приди, приди! —

      к тебе, о которой письменно и в бреду:

      всё, что ты слышишь, слышит тебя насквозь.

      Вот лайнер американский, а вот и я,

      вот бурый медведь с нагайкой, а ты легка,

      когда в дренажный отсек уплывает ночь

      для синего моря и храброго челнока.

      И месяц над нею светится полынья,

      и стража от первых дней погибает зря

      в блестящей кабинке, из коей выносят прочь

      и жалко приставить как гвоздь во упор виска.

      А там посему и движется круг небес,

      что в чёрной пластине сыграет твой перестук

      с другими, нездешней силой, подземный друг,

      объятыми, как партизаном помятый лес,

      и, если хочешь, бери, как оно и есть —

      с дурой-лошадкой, задравшей крашеный круп,

      с пеной усталости у ядовитых губ

      заводного солдата, пока, отверзая есмь,

      он улыбает рот, отъинуды песнь.

      «Смысл производственных мощностей на острове Крит…»

      Смысл производственных мощностей на острове Крит

      и куда исчезают люди с мирной клумбы,

      разве что сонной артерии может присниться:

      посредством её мы верим в воскресение мертвецов.

      Знает веточка барбариса,

      какими путями мы служим Господу,

      и, словно дряблым пакетом из супермаркета,

      божественный ветр играет оглохшим сердцем.

      Вверх и вниз, вверх и вниз тянется,

      помнит чудо, явившееся ягнёнку,

      умеешь петь, умеешь входить в двери,

      никогда никого не узнаёшь в лицо.

      Нет никакой причины, чтобы жить в Италии

      на грядках фонтанов и львиных площадей,

      где шипя вырастает из горла волшебный маквис

      и венозная соль прожигает октаву.

      Жальче вдовы в соколиной тьме островов,

      беспомощней крестьян, ждущих парома,

      твёрдой рукою усыновил меня,

      как паука, ввёл в разгородки храма.

      И вот, все мечты – один прыжок,

      каждый билет выигрышный, как последний,

      дыхание реставрировано от самых костей

      и осиновый кол, пробивший грацильный череп.

      Я гляжу на тебя, но вижу развороченную землю,

      ты глядишь на меня, но видишь ряды под прицелом,

      будто красный кодаковский зрачок,

      паром горит, горит под мёртвой водою.

      «Третьестепенны голоса стрелков…»

      Третьестепенны