Запрещённые люди. Антон Юрьевич Мухачёв

чести раскрыли бы заговоров или, проявив сочувствие, посадили бы за решётку бунтарей и шпионов?

      – Я… я не думаю… – моя голова гудела и мысли спотыкались.

      – А вам и не надо думать! – перебил Степан.

      В его голосе зазвучал металл.

      – Раньше мы ежедневно получали синтезированные качества, необходимые для нашей работы, и сдавали их вам на хранение, чтобы выходить в мир человечными. Но жизнь меняется, и не в лучшую сторону: смутьянов и недовольных всё больше. Мы теперь не можем расслабиться даже в постели! У многих из нас даже жёны оказались в оппозиции, вы можете представить? Только жестокость и бессердечность дают нам силы гнать этих сук из дома и служить Родине круглосуточно!

      Степан опрокинул кружку, допил остатки пива и с такой силой стукнул ею об стойку, что у кружки откололась ручка.

      Пора заканчивать этот безумный разговор, – подумал я, и решил попрощаться со Степаном. Но тут он снова понизил голос и зашептал:

      – Я предлагаю вам по сто долларов за начинку из комплекта жёлтых шаров. Забираю всё и плачу сразу. Плачу наличными.

      – Что? – переспросил я.

      – Сто! – повторил Степан.

      Мозг стал без моего согласия подсчитывать барыш. Денег с лихвой хватило бы не только на операцию жене, но и на последующую реабилитацию. Как ни фантастично звучал рассказ Степана, деньги он предлагал большие. Даже если он и врал насчёт начинки шаров, то шанс заработать деньги упускать было бы жалко. Жёлтые шары и правда почти никого в Конторе не интересовали: две трети содержимого можно без опаски опустошить и будь что будет! Нынче совесть, честь и что там ещё Степан перечислял им вряд ли понадобятся, не те принципы жизни. Можно и рискнуть!

      Ещё предполагая, что всё это розыгрыш, я поинтересовался у Степана:

      – А зачем тебе они нужны, да ещё и в таком большом количестве?

      – Раз уж мы теперь подельники, то есть партнёры, я раскрою тебе конечного покупателя, – прищурился Степан, перейдя на дружеское «ты».

      Меня же от такой фамильярности передёрнуло.

      – В некоторых европейских странах подобному хламу придают слишком большое значение. И это их погубит! – щёлкнул пальцами Степан. – Впрочем, мне плевать на них! Более того, чем они гуманнее, тем слабее в борьбе с беспринципными. Так что, Сёма, ты ещё и Родине послужишь.

* * *

      Автозак остановился у суда.

      Под улюлюканье и угрозы вывели педофила. Остальные заключённые стали готовиться к выходу. Семён Григорьевич заторопился, ему хотелось выговориться не меньше, чем мне его дослушать.

      – В моём представлении, Антон, служба Родине заключалась в ином. Мы были советскими людьми, нас воспитывали по-другому. Но мои принципы вместе с Советским Союзом остались в прошлом, поэтому я согласился! – будто оправдывался старый вахтёр.

      – Деньги-то Степан отдал вам? – поинтересовался я.

      – Представь себе, да! Всё до копейки, точнее, до цента. С ними-то меня и повязали, но удивительно другое…

      Конвой