Интроверт. Кристиан Роберт Винд

лязгом, и, жалобно заскрипев, кабина поползет вниз. Если ничего не выйдет, придется выбираться обратно на этаж и топать вниз по лестнице.

      В любом случае, оба пути имели свои весомые недостатки. В кабине лифта регулярно подмачивала пол чья-то собака, а потому в ней круглый год противно попахивало застоявшейся мочой. А иногда (особенно, в грозу или в зимнюю метель) в кабине внезапно начинала мигать единственная лампочка, грозя отрубиться в любой момент.

      С лестничным пролетом дела обстояли немного получше. Клетку со ступенями соорудили в боковой части здания, и на каждом этаже здесь имелось большое окно с видом на аллею. Иногда Нил Морган даже находил время для того, чтобы постоять между этажами и поглазеть на переулок, мельтешивший внизу. Поздними вечерами, когда убогий квартал засыпал, и аллея, утыкавшаяся извилистым носом в переулок, озарялась оранжевыми пятнами фонарей, здесь было почти что красиво. Поэтому временами Морган нарочно выбирал именно этот путь. Чтобы, бездумно уставившись в открытое окно, выкурить пару хороших сигарет (хотя обычно он не курил и предпочитал не вдыхать табачный дым).

      Но, как я уже упоминала раньше, и у этого пути были свои недочеты. Например, отирающиеся на лестничной клетке подростки. Они нередко шатались здесь, подпирая углы и лакая пиво из банок, пока их родаки гнули спины на работе. Морган терпеть не мог подростков. По его мнению, даже обоссанный собаками лифт был куда лучше, чем стайка прыщавых парней в широких штанах. Или густо размалеванных полуголых девиц, делающих селфи на фоне ободранных подъездных стен цвета вываренного шпината. Агенту ФБР нравились упругие сиськи малолетних школьниц. Вот только глазеть на них он предпочитал не в реале, а с экрана своего телека.

      Утром четвертого сентября, в эту ветренную и дождливую среду, удача оказалась на стороне Моргана. И лифт, немного подергавшись и поскрипев тросом, все же послушно захлопнул свои исписанные маркерами дверцы. Перед темными глазами Нила тут же возникла знакомая надпись «Я трахаю в рот Анну Гиленхалл», успевшая обрасти новыми приписками и сносками. В частности, строчка сбоку, для убедительности подведенная ярко-красным фломастером, убеждала в том, что кто-то активно сношает самого автора надписи. Хотя больше остальных в глаза въедалась салатовая мазня «А есть кто-то, кто этого не делал?».

      Морган знал Анну Гиленхалл. Два года назад ей было около пятнадцати, и она жила в квартире этажом выше. Кажется, вместе со своим отцом и старшим братом. У Анны были огромные наливные груди (поэтому она не слишком нравилась Моргану) и смазливое личико. Такое наивно-детское, с узким острым подбородком и большими голубыми глазами. Пока она жила здесь, в подъезде регулярно отирались толпы старшеклассников, день и ночь карауливших златокудрую красотку у двери.

      Но потом старший брат Анны Гиленхалл в очередной раз оказался за решеткой, и девушка вместе с отцом покинула этот многоэтажный клоповник. Морган понятия не имел о том, куда именно они