Камушки. Виктор Каншиев

– о – ожно, – медленно соглашаюсь я.

      – Пачка – на полке, вон, с лета стоит, я его не пью. Сухари – на столе, а масло – в коридоре. Орудуй.

      Дымит самокрутка сеть. Я ем сухари с маслом, запиваю какао. Вот и ложка забрякала о днище банки. Оборачивается хозяин.

      – А ты это… здоро – ов. Ну-к, хватит! Волка кусок. Во прорва! Схватив банку с остатками масла, Тушитель подаётся к две – рям, приговаривая:

      – Не, мне-т не жалко, но оно ж убувает. Убувает оно! Понятно тебе, голубок?

      Утро нового дня. Мрачный Тушитель идёт на лыжах мимо УП в лес. Серебрится иней на берёзах и изгороди. В дальнем конце полей, по опушке, черными пятнами – тетерева. Связист бурчит:

      – Чтой – то Дурмашина гордый ходит, не здоровается. Пропился вдрызг, наверное.

      – Ангина у него.

      – Кто тебе сказал?

      – Он.

      – Во – во. Последние сухари съедены, теперь ангина. Есть нельзя, значит. Потому как нечего. А до получки ещё дня три.

      В обед, подкараулив Тушителя, зову его к себе. Угощаю борщом и кашей. И почему – то мне приятно кормить осунувшегося Горобца.

      А места здесь величественные! По берегам большого озера щедрый на дичь и ягоду лес. Столетия стоявшие хутора исчезли теперь. На месте сгнивших срубов буйствуют под летним солнцем малинники. Отвоеванные каторжным трудом поля зарастают лиственным мелколесьем. По березнякам вечными памятниками упорству и трудолюбию местных жителей покоятся валы вынесенного с полей дикого камня. Избы с окнами на озеро рубились в удивительно живописных местах. Предки видели и умели ценить и пользу и красоту. У поселений, как правило, хороший лес и почвы. Оттого и начали лесохимики освоение этого края с хуторских лесов.

      Сосновая смола – живица нужна химической промышленности. Процесс её добычи – тяжёлый ручной труд. Вздымщик, выполняющий норму, проходит за день 25–30 километров. Прослышав о больших заработках, едут сюда охотники за удачей. Кто – то, попробовав здешней «каши», уезжает. Другие же остаются, втягиваются в работу. А, в общем, немногие связывают свою судьбу с лесом навсегда. Большинство старожилов – люди семейные. Дом человеку – поддержка и опора. Семейный лесовик «окапывается» в тайге основательно: рубит избушку и баню, выбирая место с хорошим лесом и рыбным озером. Бани топятся по – чёрному. Пар – сухой и приятный – лучшее лекарство от всех хворей. Неделю потеющий, изглоданный мошкой лесовик жарится в бане неистово, ныряет в озеро, а затем – вновь на полок.

      Озеро Воинга. На трехсаженной глубине в тихий солнечный день видны все камушки. Есть здесь сиг и ряпушка, язь и налим. Не редкость для этих мест – метровая щука и килограммовый окунь. В лесу – рябчики, тетерева, глухари и зайцы. Каждые весну и осень идут через Воингу многочисленные стада мигрирующего северного оленя. Цивилизация только – только ещё прикоснулась к этим местам. На высоком мысу у восточного берега, рядом с кряжистыми соснами, незыблемо стоят прокаленные ветрами коричневые от смолы кресты погоста. Озеро вглядывается прозрачно голубым своим оком в пришедших на его берега людей и молчит. Что – то будет, когда выпилят лес?

      А весна набирает силу. По утрам, над нашей горкой, морозный воздух