Последняя история Мины Ли. Нэнси Чжуён Ким

в белой форме. Хостес, светловолосая девушка с хвостом на макушке, подвела их к одному из столиков и вручила ламинированные меню. За стойкой в одиночестве сидел старик в сетчатой кепке, которые обычно носят дальнобойщики, за соседним столиком две девочки раскрашивали бумажные салфетки под присмотром родителей.

      Родом из Лос-Анджелеса, из Корейского квартала, где повсюду одни корейские да мексиканские кафешки, Марго всегда считала классические американские закусочные «очаровательными» и «романтичными» – они часто выступают декорацией для фильмов и рассказов о скромном героизме порядочных, трудолюбивых белых американцев, отдыхающих перед очередным подвигом. Когда Марго переехала в Сиэтл восемь лет назад, у нее появились первые белые друзья – люди, которых будто совсем не заботят их корни, цвет кожи и внешность в целом; словно весь мир создан для них – что в некотором роде правда. Многие из них – с голубыми глазами и узкими носами, – даже не обладая модельной внешностью, казались привлекательными просто потому, что были белыми.

      Марго не нравилось так думать, поскольку чисто теоретически это глупость. Красота всего лишь социальный конструкт. Однако теория далека от реальности, в которой мы живем. Теория не течет в крови. Теория не вычеркнет из памяти Марго годы, которые она провела перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение и видя лишь пустое место – не главную героиню и не красавицу, а максимум персонажа второго плана или бессловесную массовку, которая в лучшем случае сойдет для экзотики, оставаясь безличной и неинтересной. В юношестве Марго часто мечтала: «Вот бы у меня были большие глаза. Вот бы у меня были каштановые волосы вместо черных. Вот бы, вот бы…»

      Официантка принесла заказ, прервав ее размышления. Марго с Мигелем тут же набросились на чизбургер, картошку фри, сэндвич с тунцом на ржаном хлебе и томатный суп. Марго попыталась есть медленнее, но все было слишком вкусным, слишком идеальным и очень американским. Их окружали лишь звуки поедания пищи и поглощения напитков: чавканье и прихлюпывание – настоящий оркестр удовольствия. Она хотела остаться в этой закусочной навечно – забыть о проблемах, о Лос-Анджелесе, о матери.

      – Ну что, снова в путь? – спросил Мигель. – Хочешь, я поведу?

      Они расплатились и вышли на улицу. Тучи рассеялись, открыв вечернее небо, обещавшее звездную ночь. Луна сияла серебристо-белым светом, как дверной глазок, подсвеченный изнутри. Похолодало. Марго пожалела, что не взяла с собой зимнее пальто, а ограничилась ветровкой и несколькими свитерами, поскольку зима в Лос-Анджелесе теплее, чем в Сиэтле.

      Мигель подогнал зеркала и сиденье в машине под свой рост – верхушка его уложенных волос касалась крыши – и выехал на шоссе. Ловко лавируя между медлительными водителями, он всегда включал поворотники и никого не подрезал. Марго даже не представляла, что ее машина может быть такой быстрой и проворной, не представляла, как такая уверенность и бесстрашие могут одновременно впечатлять и ужасать. Сама она всегда ездила медленно, как привыкла с мамой.

      Мама терпеть не могла дальние поездки. Она редко говорила о прошлом, но однажды