Мой швейцарский муж. Юлия Смоленская

замужних подруг Лины. Нехотя беру последний кусок. И да, копеечка спрятана там. Ловлю завистливые взгляды. В один день и главную роль получила, и надежду на рождение ребенка! Еду за полночь домой на такси одна, а на щеках слезы.

      Юрий вошел в мою судьбу в тот год скоропостижно и за три года совместной жизни превратился в бумажного папу моей дочери Алисы. Так вышло, что однажды я не смогла приготовить ужин точно к семи вечера. Алисе было месяца три, а у меня была температура 40 °C. Июль. Снаружи жарко, холодно внутри. Бумажный папа сказал:

      – А как же наш ужин? Может, все-таки сделаешь хоть мясо по-французски с жареной картошечкой? Я знаю, ты справишься. Ну ладно, я пошел на футбол.

      И я действительно смогла. Встать с кровати и упаковать все Алисины вещи в синий громоздкий чемодан. Больше для новой жизни мне ничего не требовалось.

      Был вторник. Я сделала первый шаг навстречу моему швейцарскому мужу.

      Семь лет спустя московской июльской ночью я сидела на кровати, обхватив голову руками, в нарастающем отчаянии и одновременно в каком-то глубоком эмоциональном опустошительном возбуждении. За стенкой мирно и сладко посапывала дочка. На фоне этого вселенского одиночества и беспросветного спокойствия пустой ночной комнаты внутри меня клокотала бушующая сила, рвавшаяся наружу, бурлило нечеловеческое напряжение, которое не могли вытрясти ни вечерние пробежки по соседнему парку, ни нервный перебор струн на гитаре, ни пространные разговоры с подругами на кухне. Эта была усталость матери-одиночки, накопившаяся за годы изнурительной гонки на выживание. На тумбочке лежал мой бизнес-ежедневник, заполненный деловыми встречами. Я схватилась за него, как за соломинку, открыла и порывисто, словно выплескивая из себя неукротимую волевую энергию, начала писать с чистого листа, страницу за страницей.

      Это был второй шаг навстречу моему швейцарскому мужу.

      5. К западу от Москвы

      Мне было больше не до сна, его как ножом отрезало. Скопившаяся энергия застряла где-то в висках, она пульсировала по нарастающей, взрываясь в моей голове, стянутой гулкой болью. Мой возбужденный и взбудораженный мозг безоговорочно отказался расслабиться и с лязгом вылетел в зону запредельного торможения – точка невозврата была пройдена. Дрожащая нервная связь между моим сознанием и рукой, выводящей на бумаге скомканные, несвязные предложения, была полностью нарушена. И текст, словно возникший ниоткуда и ведущий в никуда, сам собой рождался на бумаге, взятой в плен царапающим ее в ночи карандашом:

      Мы сидим с мужем в деревянной увитой плющом беседке около большого дома недалеко от соснового леса, к западу от Москвы. Вокруг беседки много душистых цветов, которые я посадила сама. У моего мужа проницательно-умные зеленые глаза, он внимательно смотрит на меня сквозь очки, следит за моими размеренными движениями. Я накрываю на стол. Мой муж смотрит то на меня, то на заходящее за кромку леса солнце, счастливо улыбается.

      Мой муж невысокого