Мы оседлаем бурю. Девин Мэдсон

одной окровавленной рукой сжимая оставшийся клинок, а другой держась за непонятно откуда взявшуюся рану на боку.

      – Сдавайся! – выкрикнул я с колотящимся сердцем и тяжело дыша. – Это твой последний шанс.

      Он лишь засмеялся громче, и в полной тишине хохот прозвучал жутковато.

      – Сдавайся.

      – Нет.

      Он взмахнул саблей над моей головой, я упал и перекатился по шипящим углям, наполнив воздух клубами дыма. Я ткнул клинком вслепую дрожащей рукой и чуть не выронил его. И услышал вздох. Эска снова засмеялся, тихо и хрипло.

      – Чтоб тебе пропасть, Рах, – сказал он, и смех перешел в кашель. – Пошел ты в задницу.

      Выгравированные на моем клинке молитвы скрылись в его животе и вышли с другой стороны, у его руки с охотничьим ножом.

      – Мне жаль, – выдавил я липкими от крови губами.

      Он опять рассмеялся.

      – А мне нет.

      Он нацелился ножом мне в горло. Удар должен был меня убить. Мы должны были умереть вместе, но близость смерти, как ничто другое, наполняет энергией чистого ужаса, и я сбросил с себя Эску и откатился. С глухим шлепком Эска рухнул в остатки костра. Темноту ночи наполнило шипение, вонь паленых волос и кожи.

      Послышались крики. Торопливый топот ног. Кто-то похлопал меня по щеке.

      – Капитан? Капитан! Проклятье, да принесите же факел!

      То ли факел зажгли моментально, то ли я отключился, потому что, открыв глаза, увидел пылающий дегтярный факел. Он был воткнут в землю рядом с Йитти, чьи шершавые руки скользили по моей груди, отчего мне хотелось поскорей умереть.

      Я простонал.

      – Ты еще жив, капитан, – сказал он, – но мне придется тебя зашить, так что еще не все закончилось.

      – А Эска?

      – Мертв.

      Глупый вопрос. Конечно, он мертв.

      – Кишава собирается освободить его душу.

      – Не нужно.

      Только боги знают, почему я это сказал. Мне меньше всего хотелось отрезать Эске голову этой ночью, но заставить это делать кого-то другого…

      – Не нужно, капитан?

      – Не нужно. – Его игла неожиданно впилась мне в кожу, и я заскрежетал зубами. – Я сам это сделаю.

      – Сегодня ночью ты не в состоянии что-либо делать.

      – Да будь ты проклят, Йитти! – рявкнул я. – Зашей меня, и я все сделаю.

      Он не ответил, но крикнул остальным, продолжая меня зашивать. Я закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на окружающих звуках, на голосах и разговорах, на шорохе шагов и фырканье лошадей, встревоженных запахом крови. Я приказал Оруну выгулять их и успокоить – по крайней мере, мне показалось, что приказал. При каждом уколе иглы и жжении протягиваемой нити все расплывалось перед глазами.

      Зашив меня и промыв ожоги, Йитти оставил меня в одиночестве. Остальные Клинки давно вернулись к тем занятиям, от которых их отвлекли, хотя относительная тишина в лагере предполагала, что большинство спит. Мне и самому хотелось только спать, но сон придется отложить еще ненадолго.

      Йитти оставил потрескивающий