Дом на границе миров. Александра Окатова

в меру мышцами и дубленым ветром и солнцем загаром. В общем, как если бы один человек встал перед магическим зеркалом, которое отражало бы всё наоборот, белое становилось чёрным, доброе – злым, и полученное отражение вышло бы из рамы и отправилось по своим делам. Видимо, эти двое были такой парой: из тихого, чистого и скромного доброго блондина путём отражения получился его наглый, весёлый, громкий товарищ. Он непрерывно жестикулировал, хохотал, громко говорил, поглядывая на Катю, которая была так поглощена собой, что ничего не слышала. То, что они товарищи, было видно с первого взгляда, каждый великодушно прощал другому его достоинства, вероятно, потому, что у каждого были диаметрально противоположные представления о достоинствах, то, что для одного мёд, другой бы сразу выплюнул. Мне лично больше нравится чёрный – ну, который накачанный, дерзкий и нахальный.

      Выражения лиц у них, естественно, были совершенно непохожи. У белого под носом, видимо, было намазано чем-то вонючим, и поэтому на его лице застыла брезгливая гримаса, у черного – наоборот, формулировать не буду, и так ясно. Он был как черный, весёлый, вертлявый, шкодливый пудель, которому всё интересно и до всего есть дело.

      Белый сказал: «Ну ты как думаешь, она съест сразу или будет смаковать?»

      Чёрный поглядел на Катю: «Не знаю, внешность обманчива, кажется, что она тонкая, воспитанная, осторожная и правильная, интеллигентная, скромная и добрая, но, может быть, в действительности всё не так, как на самом деле», – глубокомысленно заметил он.

      Белый улыбнулся способности чёрного валить всё в одну кучу и заканчивать мысль противоречивой философской теоремой, основанной на ошибочных предпосылках, как всегда: в огороде бузина, а в Киеве дядька. Белый знал этого дядьку, но никак не мог выкроить время и съездить с чёрным с нему в Киев, хотя тот всегда звал их погостить на Ведьминой горе.

      – Я думаю, она слишком осторожна, чтобы слопать всё сразу, она похожа на наших, – заключил белый.

      – Не-е-ет, братец, ты не прав, она горячая, порывистая и прикончит всё, не опуская ложки! Она из нашей породы! Спорим? – горячился чёрный.

      – Спорим, – согласился белый.

      Приятели или братья пожали друг другу руки и направились к стойке, где скучающая официантка в форменном платье в мелкий цветочек – на светло желтом фоне пестрели фиолетовые анютины глазки, обожаю сочетание жёлтого и фиолетового, а вы? – и в белом крошечном переднике уже позвонила всем, кому могла, и в мельчайших подробностях рассказала всё-всё, вплоть до самых интимных переживаний, больше звонить было некому и теперь она маялась от безделья.

      Чёрный заговорил с ней и на всякий случай встал так, чтобы она не видела, как белый подошёл к стеклянной витрине, где в холодке на блюде под хрустальной сферой скучали дожившие до вечера десерты. Банальный тирамису, крамбл с песочной хрустящей корочкой и щедрой начинкой, слишком сладкий даже на вид, и творожный крем с черносливом и грецкими орехами, всё