Беременна по принуждению. Агата Чернышова

желанными. Я позволила себе расслабиться, поняв, что Максим не причинит мне вреда, а Ветер, он как стихийное бедствие, как тот поезд, несущийся вниз с горы по рельсам. Не надо противиться. Я не хотела ему сопротивляться. Больше не буду.

      Хочет трахать меня в рот, пусть делает, я постараюсь принять его так глубоко, как смогу. Он мой, а я его.

      За эти три дня моё тело истосковалось по его рукам. И по члену, упирающемуся сейчас в низ живота. Наверное, я мазохистка, но хочу этого мужчину. И буду делать так, чтобы и он не остыл ко мне.

      – Голодна? Я тоже. Поехали, пообедаем. Я всё ещё хочу утку по-пекински.

      Он обхватил руками мою голову, заглянул в глаза и улыбнулся по-особенному, как умел только он. «Мне не хватало тебя, Белоснежка», – говорила эта улыбка. А мне не хватало, чтобы кто-то назвал меня так. И вот так погладил по спине, чуть задержавшись на линии трусов и соскользнув рукой ниже.

      – Поедем, – кивнула я. – Но больше никогда не угрожай мне.

      – Не буду. Я сразу перейду к действиям. Не смотри так, Белоснежка, они тебе понравятся. Со временем.

      Глава 7

      Ветер

      Я пожирал её глазами, нарочно оттягивая тот момент, когда мы останемся наедине в закрытой комнате. Только она и я. Говоришь, скучала? Возможно, но сидела ли взаперти или искала утешение в обществе других?

      Перед глазами всплывали события почти двадцатилетней давности…

      Я стоял за дверью отцовского кабинета и слушал крики родителей. Хотелось заткнуть уши, крикнуть им в ответ, чтобы замолчали. Даже мелькнула мысль уйти из дома, чтобы мать и отец, наконец, заткнулись и объединились хотя бы на время моих поисков.

      Но мне было страшно уйти. Где искать еду, где спасть? Ущемлять себя не хотелось, и ещё я знал, что они не помирятся.

      Уже мирились, а потом всё повторялось. Отец днями и ночами пропадал на работе, а мама скучала. И искала утешение в случайных связях.

      Это я уже понял гораздо позже. Тогда только приходилось удивляться её занятости вне дома, она ведь никогда не работала, но усиленно следила за собой, покупала дорогие шмотки, чтобы снимать их перед другими мужиками. Ещё и спонсировала их на деньги, которые отец давал на моё образование!

      Говорят, не смей судить родителей! А я считал, что имею право. Не тогда, сейчас.

      Отец долго ничего не знал, однажды, когда он слёг с простудой и капался в кабинете, одной рукой просматривая отчётность, она исчезла на три дня. Говорила, что срочно надо ехать к больной матери, но так туда и не доехала.

      Я ненавидел её лицемерие, а потом понял, что они все такие. Мы любим их, кладём к ногам весь мир, как можем, а они… скучают.

      – Ты не знаешь, как тяжело жить в золотой клетке! – не раз пыталась ныть в моём присутствии мама.

      Я тогда уже достаточно повзрослел, чтобы возразить:

      – Клетка всегда есть, вопрос в другом, будет ли она золотой или железной.

      – Не груби мне!

      На этом наш разговор заканчивался, и у меня не возникало желания его продолжить.

      – Ты ничего не понимаешь!

      Железный