Целитель. Новый путь. Валерий Большаков

пенсионер?

      – Длинные черные волосы – парик, горбинка на носу – искусственная… – медленно покивал Лукич. – Именно этот облик принял Максим – успехов ему на нелегальном поприще! Но как по-настоящему выглядит Миха? Мы понятия не имеем! Да, у нас есть еще несколько снимков скверного качества. На одном из них «Ностромо» в очках, а еще в кадр попали его губы. А толку? Губы можно и сжать, и скривить, и трубочкой вытянуть. Уши – вот неизменная черта! Но Миха всегда их прикрывал, в том числе и в образе девушки…

      – У него стройные ноги, – вклинилась Верченко, краснея, – только лодыжки толстоваты…

      – Такие изящные и тонкие щиколотки, как у тебя, – ухмыльнулся капитан Славин, – мужикам не полагаются.

      Все, сгрудившиеся за столом, оживленно задвигались, кроме разрумянившейся девушки, и тени на стенах зашатались.

      – Короче говоря, – подвел черту Иванов, – все наши фотороботы годятся только на растопку.

      – Да, – заворчал Лукич по-дедовски. – Ходили туда, не знаю куда, искали того, не знаю кого…

      – Я бы пошерстил тутошний секретный «ящик», – медленно проговорил Борис Семенович. – И среди вузовских преподов…

      – На предприятиях пошукать, – подхватил Синицын, – среди ведущих специалистов. Да, и очень вероятно, что Миха – военный. А в районе ракетчиков, как на Байконуре!

      – А действительно! – воспрял генерал-лейтенант. – Мы как-то обходили армейцев стороной. Займемся, Игорь Елисеич?

      – Займемся, Борис Семеныч, – степенно наклонил голову старший уполномоченный.

      Глава 3

      Понедельник 13 октября 1975 года, день

      Первомайск, площадь Ленина

      Темно-серая окраска Дома Советов отдавала в синеву, как шаровой колер боевых кораблей. Да и крутая лестница у подъезда райкома отдаленно напоминала парадный трап. Обойдя парочку «волжанок» статусной вороной масти, толокшихся у тротуара, я поднялся на борт «крейсера», державшего курс к коммунизму.

      – А где мне найти Николая Ефимовича?

      Весьма целеустремленная женщина с кипой бумаг, тяжело ступавшая в ужасных туфлях на платформе, даже головы не повернула.

      – Третья дверь налево, – бросила она, печатая шаг и поневоле рождая ассоциации с непарнокопытными.

      «Не стоит благодарности», – решил я и постучался в указанную дверь.

      – Можно?

      В довольно тесном кабинете, но с высоким потолком обнаружился антикварный стол, сколоченный годах в тридцатых. Мебельный раритет был заставлен телефонами и завален папками, а за ними прятался глыбоподобный мужчина с глазами цвета увядших незабудок.

      – Николай Ефимович?

      – Угадали, юноша, – улыбнулся второй секретарь, выпрямляясь. – Он же Ефимыч, он же товарищ Виштальский… Но остановимся лучше на первом варианте. А вы, конечно, Михаил Гарин?

      – Он же Михаил Петрович, – подхватил я, кое-как справляясь с неловкостью, – он же Миша.

      Виштальский весело рассмеялся.

      – Присаживайтесь, Миша. – Николай