Братьев своих ищи…. Семен Винокур

тогда я признаюсь ему, глотая слезы:

      – Папа! – говорю я. – Мне никто не может помочь. Я сегодня описался снова.

      – Сынок, ты еще маленький, – говорит папа, – вот увидишь, все наладится.

      – И все это видели, папа! Они все смеялись надо мной… Они показывали на меня пальцем…

      – Кто?! Скажи мне, кто, я поговорю с ними.

      – Все дети.

      – Я поговорю с воспитателями… с их родителями…

      – Папа!

      – Сынок, дорогой мой, поверь мне, это обычное для детей дело. И это пройдет.

      Он снова начинает меня успокаивать, и даже сегодня, вспоминая этот наш разговор, я просто чувствую его боль за меня. Моего любимого папы. Он заглядывает мне в глаза, говорит что-то ободряющее, говорит, что у него самого такое было… Обещает сводить в кино, купить конструктор…

      Но мне не до того сейчас.

      – Я не пойду больше в садик, – говорю ему.

      – Сынок, – папа растерянно разводит руками, – я тебя понимаю, конечно, но и ты нас пойми, мы с мамой работаем (работали они действительно очень много). Галя, твоя сестра, весь день в школе. Ну, с кем ты дома останешься?!

      – Один, я уже взрослый.

      – Нет, – говорит папа, – я тебя очень прошу, продержись немножко, ну, продержись! Мы обязательно что-то придумаем.

      И тогда я вдруг придумываю сам. Я решаю не спать в садике вообще. Это решение кажется мне выходом из положения.

      Ну, что стоит продержаться час-два…

      Сделать вид, что спишь, а самому думать о чем-нибудь, ну, например, о том, как мы ездили к дедушке и бабушке в Курск. И на следующий день я действительно держусь.

      Все закрывают глаза и спят, проходит мимо воспитательница, поправляя одеяла.

      Я прищуриваюсь…

      И не сплю…

      Я держусь, как могу. Вспоминаю Курск, какие вкусности мне наготовила бабушка, я даже ощущаю их вкус, вспоминаю, как мы с дедушкой прикрепляли к окну флюгер и как он крутился, шурша, а за ним летели облака…

      И вдруг, почему-то оказалось, что дом стоит на берегу озера…

      И я могу прямо из окна прыгнуть в воду, и я прыгаю… И плыву… плыву… И дедушка кричит мне: «Молодец! Ты умеешь плавать!» Я счастлив, вода прозрачная… Я вижу разноцветных рыб…

      И просыпаюсь мокрым…

      Я заснул.

      Как же так?!

      Ну как же та-а-ак!!!

      Ну, что стоило мне продержаться один час?!

      Я ненавижу себя!

      И снова, уже в который раз, повторяется та же мука.

      Снова я ловлю на себе взгляды детей…

      Снова ищу ее взгляд – Тани…

      На этот раз я не дожидаюсь, пока поменяют мою постель, пока дети поймут, что снова можно посмеяться надо мной.

      Я прячусь в чулане.

      Сижу, сжавшись, на ступеньках, знаю, что рано или поздно найдут и выведут на чистую воду, но хочу максимально оттянуть эту пытку.

      И вдруг слышу шаги…

      Уверен, это идут за мной.

      Открывается дверь.

      На фоне светлого коридора я вижу огромные банты и знаю, что такие есть только у одного человека – у Тани!

      Сердце снова падает куда-то в ноги.

      Мне хочется крикнуть ей: «Таня, я держался, как мог!»

      Она