Роджер Гвус ведёт расследование. Никита Казачёнок

он так и держит на каминной полке пулю, которой убили Коллинса старшего, как постоянное напоминание о его ошибке.

            До самого полицейского участка мы больше не обменялись ни словом. Сам участок, как рассказали местные, был обустроен в старом почтовом отделении. Камер для арестованных не было, поэтому все буяны и алкоголики сидели в комнате для персонала. Таковых было двое, оба пьяны. Как нам пояснили, подрались в пабе и теперь отбывают срок.

            Нас встретил сам участковый, который находился у стойки и обменивался мыслями со своим сыном, который исполнял роль секретаря и консьержа. Они оба были на одно лицо. Квадратная челюсть, ровный тонкий нос, карие глаза и тёмные волосы. Только вот сын был на пол головы ниже отца. Оба были учтивы и, судя по нашему опыту, не очень разговорчивы. Старший, которого звали Генри, хотел, было, провести нас в свой офис, однако его сын, Леон, настоял на том, чтобы мы говорили у стойки.

            Я присел на стул, а инспектор решил постоять. Видимо, чтобы быть на одном уровне глаз с Генри.

            Инспектор начал разговор издалека, спросив о положении дел в городе. Их разговор был дольше, чем хотелось бы, и заносить его сюда, особого смысла нет. Насколько я понял, инспектор хотел размягчить обоих подозреваемых, перед тем как перейти к делу, но это не очень то и сработало. Генри и его сын всё также соблюдали спокойствие и даже, некоторое безразличие. Поняв, что инспектор лишь тратит время, я решил поторопить разговор.

      – Не хочу показаться грубым, но как по мне, вы оба безразличны к тому, что произошло.

            И Генри и Леон явно обиделись, услышав такое в свою сторону, но разве что по их глазам, это никак не выявлялось.

      – Послушайте. – Начал Генри. – Я работаю полицейским уже тринадцать лет. В своей жизни я понавидался всякого. Меня уже ничего не трогает.

      – А вашего сына.

            Леон вздохнул. – Слушайте. То, что я с ней когда-то встречался, ещё не означает, что я к ней так близок. Безупречно, её очень жаль, но не ожидайте, что я тут пуду корчиться на полу от тоски.

            Леон говорил довольно грубым и пренебрежительным тоном. Его отец говорил более учтиво и время от времени бросал в сторону сына укоризненные взгляды. Тот их замечал, но тон не изменял.

            Инспектор подал мне знак рукой, и я на время отошёл от разговора, продолжая стенографию.

      – Леон, расскажите ка нам про ваши с Дарьей отношения.

      – Отношения у нас были очень быстрыми, и я особо не успел её узнать. Она такая, быстрая. Не успеет сосредоточиться на одном, как уже занимается третим. В итоге кончила, как и её отец –

            Он хотел было что-то добавить, но Генри тихо стукнул рукой по стойке.

      – Заткнись. – Шёпотом добавил он своему сыну, но тот не стал сдерживаться.

      – А что такого я сказал не так?! Неужели я не говорю правду?

      – Заткнись, я сказал. – Повторил он, но теперь громче.

            Заметив вопросительный взгляд инспектора, Генри не осталось ничего, кроме как рассказать.

      – Отец