Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь. Карина Демина

вы ведь знаете, что скоро состоится конкурс? – Лизанька вооружилась платочком.

      В свои шестнадцать с толикой лет она твердо усвоила, что в умелых руках батистовый платочек – смертельное оружие. И даже батюшка – уж на что упрям был – не устоял.

      …правда, может, не в платочке дело, а в генерал-губернаторе, к которому маменька обратилась. Она-то за-ради дочериного счастья горы свернет.

      Гавел же кивнул и насупился. Обеими руками он держал камеру, и Лизанька не могла отделаться от ощущения, что в нее целятся. Черный глаз камеры глядел пристально…

      – И я… так уж получилось, что я буду принимать участие. – Лизанька прижала руки к груди, по мнению батюшки чересчур уж обнаженной, хоть и прикрытой легким кружевным шарфом. – Вы не представляете, чего мне это стоило…

      …неделя вздохов и три дня слез.

      Отказ от еды.

      Упрямое молчание и неизменно скорбное выражение лица, которое, впрочем, на Евстафия Елисеевича действовало плохо. Он держался, как Белая башня под хольмской атакой, сделавшись глухим к просьбам, мольбам и маменькиным уговорам…

      …а вот супротив генерал-губернатора не пошел.

      – …и я осознаю, что сие против правил… но вы же понимаете, что я не могу отпустить его одного! – воскликнула Лизанька, смахивая платочком несуществующие слезы.

      Гавел кивнул и помрачнел.

      – Я… я с детства его люблю!

      – Себастьяна? – уточнил Гавел скрипучим голосом, заставившим Лизаньку поморщиться. Мысленно, конечно, мысленно…

      – Его… я понимаю, сколь просьба моя необычна, но… я узнала, что Себастьяна отправляют курировать конкурс…

      – Что? – Гавел насторожился и подался вперед, сделавшись похожим на старую охотничью собаку, из тех, которых держит дедушка, не столько из любви к охоте, сколько из провинциальной уверенности, будто бы псарни и пролетка – необходимые для состоятельного человека вещи. Воспоминание о дедушке, матушкином отце, человеке суровом, обладавшем состоянием, окладистой бородой и препаскуднейшим нравом, Лизанька решительно отогнала.

      После подумается.

      – Ах, я не знаю… это все батюшкины дела… секретные…

      Гавел подобрался.

      – Мне лишь известно, что Себастьян будет на этом конкурсе… работать… под прикрытием…

      …естественно, Евстафий Елисеевич не имел дурной привычки посвящать домашних в дела государственные, однако же по наивности своей он полагал, что драгоценная супруга его в достаточной мере благоразумна, дабы не совать нос в мужнины бумаги. И был в общем-то прав…

      До государственных тайн Дануте Збигневне не было дела.

      А вот до Лизанькиного будущего – было.

      – Под прикрытием, – с расстановкой повторил Гавел и прищурился. Глядел он нехорошо, точно выискивал в Лизаньке недостатки.

      – Да… и я… я подумала, что должна быть рядом с ним…

      Молчит, невозможный человек.

      Ждет.

      – Там ведь будут