И в беде мы полюбим друг друга. Тьерри Коэн

же я…! Я все порчу. Я не стою твоей дружбы!

      Я так удивилась, что даже расстроилась и обняла ее покрепче.

      – Да не огорчайся ты так! Честное слово, он мне нравится. Конечно, очень неожиданный… но симпатичный. Ну-ка говори, из-за чего твое большое горе?

      Никогда я не видела Алису такой. Она, конечно, бывала грустной, иногда даже слезки блестели на ее хорошеньких глазках, когда она рассказывала мне о неприятностях на работе, но чтобы так рыдать? Такого не было никогда. Я встревожилась. Конечно, из-за нее, но еще из-за телятины, которая дожидается на кухне и не терпит никаких разогреваний в микроволновке. А если моя Алиса не успокоится? Разогретая телятина – это отстой.

      Но Алиса взяла себя в руки.

      – Прости, пожалуйста. У тебя день рождения, а я реву. Теперь ты убедилась, что я королева идиоток?

      – Выпей-ка лучше глоточек и поешь салатика. А я пока схожу на кухню и посмотрю, как ведет себя там мой теленочек. А то вдруг он уже стал коровкой?

      Когда я вернулась, Алиса ковыряла вилкой в салате.

      Я уселась напротив нее и спросила:

      – А теперь скажи, дорогая, что у тебя не так?

      – Да ничего. А вообще… все! Но сегодня твой день рождения, и мы будем веселиться.

      – Но сначала ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы.

      Алиса поежилась.

      – Да на работе… Я устала оттого, что меня держат за идиотку.

      – Начальник так и достает? Ну я ему покажу! Приду и вырву его дурацкое сердце, которое, видно, у него каменное. Вырву через задницу! – Тут я немного успокоилась и спросила: – Что сегодня было?

      – Да все как обычно.

      – А почему так расстроилась? Неужели не привыкла?

      – А разве привыкают к унижению?

      – Ну-у… Ты чего-то недоговариваешь. С чего вдруг ты так расклеилась?

      – Понимаешь… Вот-вот, и уже зима… Потом весна придет… Потом лето!..

      – И что? Тут ничего не поделаешь, таков порядок. Теперь, правда, с глобальным потеплением только и жди, что каких-нибудь перемен… Но лично я бы никаких не хотела.

      Алиса слегка улыбнулась.

      – Не притворяйся, я совсем о другом. Я хочу сказать, что время идет… а для меня… для меня все застыло на месте.

      Я ее поняла. Но она, боясь, как бы меня не ранить, не решилась сказать прямо, что ей осточертело одиночество и пустая жизнь без любви. Ну и зря не решилась, как раз я, с моим-то опытом одинокой жизни, и могу ее успокоить. Мне прекрасно знакомо это ощущение, что годы бегут все быстрее, а жизнь буксует на месте.

      Но я с этим быстро смирилась, потому что если у меня есть достоинства, то главное из них – здравый смысл. Я признала очевидное: что никогда не была хорошенькой, и кокетства во мне ни на грош, и вообще ничего особо интересного, а главное, я совсем не приспособлена к жизни вдвоем. А вот Алиса – другое дело, она хорошенькая, глаз не отвести, умничка и такая нежная. Она одна кукует только из-за своей застенчивости, абсолютно надуманных комплексов и неудачного выбора друзей и работы. Вроде бы причины не слишком серьезные, но в таком городе,