Мир до начала времен. Александр Михайловский

немного, не более двух десятков, потому что товар, на который их меняли, не был особо ходовым. Вот они, тут же – стоят чуть в сторонке очень скромно, хотя у них такие же права выбрать себе мужа.

      Но это только начало. Когда был найден разбившийся пароход, а к племени присоединился кельтский кузнец и его сын-подмастерье, вожди племени приняли программу обмена лишних женщин на стальные ножи. А вот тут держите меня трое – двое не удержат. За такую «валюту» местные мужики отдадут не только вдов и незамужних девок, но и собственных жен. Товарищ Грубин говорит, что пытаться организовать конфедерацию местных кланов, а потом постепенно поднимать их культурный уровень – это благие пожелания, претворение которых в жизнь не закончится ничем хорошим. Вместо того надо до предела усилить племя Огня, в том числе методом выкупа вдов и сирот, а остатки диких кланов лет за десять отомрут сами собой. На самом деле эта политика только кажется жестокой – ведь на исчезновение обречена только самая упрямая и консервативная часть общества, а женщины, больше всего страдающие от нынешнего положения дел, напротив, получат в своей жизни шанс, которого им больше не даст никто.

      Пока я так размышлял, отец Бонифаций перевязал руки счастливым новобрачным, которых со всех сторон обняли «старые» жены. Это бракосочетание закончено, но в очереди на марш Мендельсона стоят следующие новобрачные. Это крепыш лейтенант Гуг, который спас когда-то несчастных беглецов от германской ягд-команды, и четыре его невесты. Их я тоже знаю. Ибо они, все четверо, были в том отряде, который секунд за двадцать с разных концов беглым огнем положил арийских охотников на людей. Тут же стоит его старшая жена – француженка, но которую все почему-то зовут по-русски Людмилой Марковной – в окружении светлых и темных жен. Кстати, все они беременны. Старшая жена и вовсе напоминает раздувшийся дирижабль; у рядовых жен беременность на разных стадиях: от чуть оттопыренного животика до вполне приличных округлостей. Они тоже рады пополнению в своей семье, ибо вместе и черта бить веселее. И вот шнуры перевязаны – и следуют объятия, потирания щеками по местному обычаю и поцелуи. Радость и веселье вполне искренние, несмотря на то, что случилось утром. Жизнь тут вообще опасная штука, и если переживать по поводу каждого такого момента, то запросто можно потерять к ней вкус.

      Последней группой брачующихся, сговорившихся заранее, был мой тезка Сергей-младший, четыре воительницы из его взвода и юная француженка Мадлен Морель. При этом товарищ Грубин говорит слова «по праву свободного выбора» – и я понимаю, что тут что-то не так. Старшая жена этого юноши недовольна расширением семьи, она, не в пример остальным, ревнует своего мужа к окружившему его улыбающемуся цветнику, но Женсовет, который дает санкцию на все браки, уже все решил, и теперь Марина Витальевна смотрит на Екатерину тяжелым укоряющим взглядом. Тут так не принято. Впрочем, рядовые жены из этой семьи вполне довольны. У Кати тяжелый характер, а теперь,