Трамвай номер два. Олег Николаевич Жилкин

староедущий! – пытался отшутиться Освальд Сергеевич, но детина не реагировал на шутку и продолжал стоять над ним и улыбаться, протягивая сухую и длинную ладошку, словно вымаливая милостыню. Чем-то его лицо напомнило Освальду Сергеевичу лицо одного актера, играющего князя Мышкина в постановке местного театра. Взгляд «князя» был ясен. Освальду Сергеевичу было крайне неуютно под ним. Казалось, что детина способен видеть его насквозь, и даже устаревшую модель телефона в правом кармане, и связку ключей от дома в левом.

      – Не обращайте внимания, – бросилась на помощь Освальду Сергеевичу знакомый кондуктор – это мой племянник, он идиот, я беру иногда его с собой на работу, чтобы не оставлять одного дома.

      Кондуктор знала, что у Освальда Сергеевича годовой проездной и никогда не докучала ему бессмысленными просьбами о билете. Тем временем, этот маленький инцидент настолько отвлек внимание Освальда Сергеевича, что он не заметил, как трамвай миновал остановку, на которой ему предстояло выйти, и устремился в сторону старого моста через Ангару.

      Мимо проплывали знакомые очертания церкви, которую Освальд Сергеевич по привычке называл планетарием.

      Освальд Сергеевич вновь испытал приступ тошноты. «Посошок» бился в гортань, и просился на выход. Освальд Сергеевич, запертый в набирающем ход трамвае тоже страстно желал выйти. Путь через реку казался ему какой-то невозможной и непоправимой ошибкой, которую нужно было немедленно исправить, но чем дольше он искал выход из сложившейся ситуации, тем дальше уходил трамвай и тем отчаянней становилось положение Освальда Сергеевича.

      Кондуктор понимающе смотрела на Освальда Сергеевича и кивала головой:

      – А вы кажется проехали свою остановку, но ничего, выйдите на следующей и пересядете, с кем не бывает?

      Слова кондуктора отнюдь не подействовали на Освальда Сергеевича утешительно. С ним такое случилось впервые. Трамвай уже достиг середины моста, откуда открывался панорамный вид на другой берег, и вокзал. Вокзал одновременно пугал и манил Освальда Сергеевича. Он манил его возможностями и пугал какой-то обреченностью. Освальд Сергеевич верил в то, что, если выйти на вокзале, тот способен поглотить его, вобрав в себя, погрузить в поезд и отправить из знакомой и привычной обстановки города в неизведанную даль, откуда он уже никогда не сможет вернуться.

      Стараясь избежать непоправимого,Освальд Сергеевич заблаговременно встал со своего места и, держась за поручни, занял место у двери. Под мостом несла свои воды великая сибирская река. Освальд Сергеевич, повернувшись к вокзалу спиной, устремил свой взгляд в пологую долину, широко раскинувшуюся между двух берегов. Трамвай неумолимо переносил его на левый берег города. Вид на реку сложился в компактный, как на фотокарточке, образ города, а затем образ переплавил мысли Освальда Сергеевича в неожиданно пришедшие ему на ум стихи.

      Иркутск обманчиво расслаблен,

      июль – созрели лопухи.

      Парят асфальт и дирижабли,

      и в духоту свежо с реки.

      Здесь даже камень пахнет хлебом,

      сошлись