Громовое колесо. Золотое перо. Мария Борнякова

станет.

      Я послушалась и едва не задохнулась от едкого вязкого напитка.

      – Что это т… такое? – меня мягко откинуло на лавку, в голове заклубился туман.

      Леший не ответил, а вместо того быстро, коротко и точно полоснул по ссадине ножом. Я вздрогнула от резкой боли, но та скоро пошла на убыль, да и голова стала болеть все меньше и меньше.

      – Легче тебе? Вот ведь попала ты к жадным остолопам, чуть княжну не уморили. А надо-то было всего-навсего вовремя рану промыть.

      – От них дождешься, – я крепко зажмурилась, чтобы не видеть, что это горячее течет по щеке.

      – К завтрему про боль позабудешь, – пообещал Леший, аккуратно перевязывая мне голову. – Всборе заживет все, небольшой след получишь на память, не обессудь уж. А теперь спи, сил набирайся. Утром в путь пора.

      – А выдрать? – пробормотала я сквозь наваливающийся сон.

      – Спи уж, тебе и так довольно на сегодня, – усмехнулся Леший. – А в Новоград вернемся, я прослежу, чтоб ты дня три лежмя пролежала. Прыгать станешь, князю пожалуюсь.

      – Не надо ему говорить…

      – Спи, я сказал! Уж сам решу, как поступить, без девичьих капризов!

      Дважды уговаривать меня не пришлось, я повернулась на бок и тут же провалилась в теплый, сладковатый дурман.

      Дружинные, решив, что сморило меня на совесть, сели за стол и завели тихую беседу. Я вроде и спала, но отчего-то слышала каждое слово. Или же мне все приснилось…

      – Все ж любопытно мне, – устало проговорил Леший, – ежели купец догадается, как его провели, что замыслит?

      – Побыстрее поспешит из княжества убраться, жив покуда, – мрачно усмехнулся Сокол. – Купчая на княжну у меня, самоцветы – у него. Коли понял бы, что мы князю служим, говорить бы с нами не стал, но ежели уж схватил ларец, обратно его не выпустит.

      – Вот собачья порода, – тяжело вздохнул Леший. – Глядишь, и к добру. Барону проболтаться не успеет.

      – Барон прознает, уж поверь. И не позабудет, кто ему удружил, – с легкой улыбкой произнес Сокол словно о чем-то неважном.

      – Поостерегся б ты его, – не спешил разделять беспечность побратима Леший. – Парацельс молвил, он, как и Хула, приплыл за твоей головой. А ты ему тотчас дорогу перешел, будто в насмешку.

      – Парацельс желает меня в жреческой кабале навек оставить, – поморщился Сокол. – Чем оно от смерти отличается? Почто мне ему доверять?

      – Но молвил-то он верно – опасность вам с Милой грозит нешуточная. А барону, гляжу, еще и Камень переписать невтерпеж. Как бы беды непоправимой не вышло. Помысли-ка, брат, ежели он поймет, кто Ольгу защищает и отчего, как поступит?

      – Еще не доставало мне от барона прятаться! – рассердился лучник. – Дела мне нет до его желаний.

      – Купчую-то спалишь?

      – Почто? – даже удивился Сокол. – Пускай у меня хранится. Княжне в назидание и ей же в защиту. Впредь умнее будет.

      – Она лишь меня и Милу уберечь хотела.

      – Не должно ей так поступать, – Сокол потер лоб, прогоняя усталость. – Она – княжна и толмач ведовской. Погляди, брат, что вышло.