Изумрудные зубки. Ольга Степнова

нее Татьянин чемодан. Обозрев наведенный «уют», он предложил:

      – Выбирай, где спать будешь. На полу на матрасе, или на раскладушке на белье.

      – Ты простынку обещал натянуть поперек комнаты, – напомнила ему Татьяна.

      – Так... это... ни молотка, ни гвоздей, ни лишней простынки...

      – Ты обещал! – возмутилась Татьяна.

      – Ну, придумаю что-нибудь... – Он озадаченно уставился на потолок и шумно поскреб белобрысый затылок. – Хотя, не фига тут не придумаешь... Слушай, а чего тебе меня стесняться-то? Я с мамой и сестрой вырос, ничего невиданного и удивительного для меня в женщинах нет.

      – Оно и видно, – Татьяна пнула носком кроссовки чемодан-двойник. – Ты не маньяк, случайно? Такой багаж тащишь!

      – Ты про журналы что ли? – захохотал Паша. – Так я «Плэйбой» в Болотное пер, пацанам нашим. Я ведь здесь, в соседней комнате все лето прожил, а там добра этого больше, чем клопов. У нас в Болотном...

      – Ты Москву хорошо знаешь? – перебила его Татьяна.

      – Хуже, чем Болотное, но...

      – Как отсюда до Манежной площади добраться?

      – Ой, ну ты не промахнешься! – обрадовался Паша тому, что может быть ей полезен. – Сядешь в метро и... выйдешь задолго до станции Болотное! – Он громко захохотал.

      Его не пугала эта комната-колодец, отсутствие денег и призрачные перспективы огромного жестокого города.

* * *

      Было семь часов вечера.

      Милая, домашнего вида тетушка, торговавшая в киоске газетами, объяснила Татьяне, что вход в боулинг-клуб «Манеж» из Охотного ряда со стороны Александровского сада. Нырнув в роскошные недра Охотного ряда, Татьяна ощутила себя маленькой, бедной и плохо одетой.

      Сычева и Таня уже сидели в баре за красными столиками, в красных полукруглых креслах. Они молчали, уставившись в плазменную панель телевизора, висевшую на стене. Заметив Татьяну, Сычева замахала руками.

      – Сюда! – позвала она и вроде как похвалила, когда Татьяна подошла к столику: – Явилась все-таки, вешалка!

      Татьяна ничего не ответила, села напротив нее в такое же напряжно красное кресло. Красный цвет, преобладавший тут в интерьере, вызывал у Татьяны чувство тревоги и... голода. Она вдруг вспомнила, что ничего целый день не ела, вспомнила подгоревшие яйца. Обуглившийся по краям белок не смутил бы ее сейчас и она съела бы все без остатка.

      Через прозрачную стену было видно, как в соседнем зале улыбающиеся беззаботные люди, катают по дорожкам шары.

      Если бы все было хорошо, если бы Глеб не оказался таким... легкомысленным, если бы с ним не произошло это несчастье, они бы с ним тоже могли весело и беззаботно гонять шары. А красный цвет интерьера только бы радовал, возбуждал, а не тревожил.

      – А мы тут с Глебом любили проводить время, – вздохнула Сычева тоже глядя с грустью на дорожки.

      – Мне Глеб говорил, что терпеть не может боулинг. Он говорил, что это занятие для подростков, – тихо сказала Таня. У нее глаза были на мокром месте, и одета она была для клуба нелепо –