Изумрудные зубки. Ольга Степнова

как следует роль домохозяйки, смириться с наличием нескольких любовниц, а, может, даже и подружиться с ними, – она многозначительно похлопала по спине Сычеву.

      – У-у-у-у-у! – завыла Сычева, уткнувшись носом в Танину грудь.

      – А главное, – продолжила Таня, – тебе нужно будет привыкнуть, что он, он – центр вселенной! Он – самый умный, самый талантливый, гениальный, а ты – сподручное средство для достижения целей.

      – Я дура! – всхлипнула юная пассия Глеба и вдруг повалилась перед ней на колени. Слезы брызнули из ее глаз фонтаном. – Простите меня, я глупая, пошлая дура! Я уеду! Я утром уеду!

      – Уедет она! – крикнула Таня. – А на черта ты приезжала?! Занять мое место? Оно не так уж и хорошо, и оно мое!

      – Все мужики сволочи! – завыла Сычева.

      – Все козлы! – зарыдала Таня.

      – Уроды, подонки, скоты! – не отстала от них юная пассия.

      – У-у-у-у!

      – Ы-ы-ы-ы!

      – Аа-а-а-а!

      Они рыдали, кричали, и со стороны, наверное, смахивали на членов секты, изгоняющих бесов.

      На кухне послышался страшный грохот, звон бьющейся посуды, и в комнату влетел Глеб. Он размахивал над головой табуреткой, как Чапай саблей. Лицо у него было белое, глаза бешеные.

      – Воо-о-о-он! – заорал он. – Вон! Вон все отсюда! Убью! Ненавижу! Всех ненавижу! Вон отсюда!!! Шалавы! Вон! Вон! – Табуретка летала у него над головой со скоростью пропеллера, рискуя вырваться и улететь, круша все на своем пути.

      Рыдания вмиг все прекратились. Таня первой вскочила и рванула на выход. За ней побежали Сычева и пассия. У двери они оказались одновременно, в шесть рук быстро справилась с замком, выскочили в подъезд и, опережая друг друга, слетели на два пролета вниз.

* * *

      Светало.

      Они рядком сидели на лестнице и, обхватив себя руками за плечи, звонко стучали зубами. У них был один халат на троих, но они благородно оставили его на Татьяне, так как она под ним была совсем голая.

      Глеб уже не орал наверху.

      Было тихо, если не считать шума проснувшегося неподалеку проспекта. Впрочем, с каждой минутой дом наполнялся утренними звуками: где-то заиграла музыка, наверху звякнула крышка мусоропровода, внизу заливисто забрехала собака.

      – Слушайте, – сказала Сычева, – а ведь люди сейчас на работу пойдут! А тут мы в трусах и бюстгалтерах! Надо что-то делать.

      – Я не пойду, – поспешно сказала Таня. – Когда он такой, его лучше не трогать.

      – А он, что... часто такой? – спросила Татьяна.

      – Бывает, – усмехнулась Таня. – Отходит быстро, но некоторое время его лучше не трогать.

      – А то что? – поинтересовалась Сычева.

      – Что, что! Может и в лоб дать!

      – Бли-и-ин! – протянула Сычева. – В кого мы, девки, втюрились?!

      – Втюрились – это вы, – поправила ее Таня, – а я крест свой несу. Обихаживаю известного журналиста.

      – Кажется, в подонка мы втюрились, – прошептала Татьяна.

      – Бли-и-и-н, – Сычева встала и звонко похлопала себя по голым ляжкам. –