Гора ветров. Анна Таволгина

обхватила руками его шею и осторожно спросила:

      – Сколько сестре лет?

      – Тогда пять было, – он смеялся.

      Таня расцепила руки и снова выгнула спину, но он не отпускал, потому что вдруг почувствовал кое-что. И никак нельзя было, чтобы она заметила это. Он понес ее вверх по ручью. Она обняла его рукой за шею, глядя на его лицо вблизи и чувствуя его запах. Над верхней губой и на подбородке пробивалась щетина, а шея была влажной от пота. Таня отвела глаза, глянула вниз и махнула ногой.

      – Поставь меня туда.

      Он неловко опустил ее в воду.

      Она сделала несколько шагов, но камни оказались такими острыми…

      – Ой! – Таня покачнулась, и он взял ее за руку. Она вышла на траву.

      – Постой, – Саша снял сланцы и шлепнул ей под ноги. Она нерешительно просунула пальцы и засмеялась:

      – Моя мама говорит, что нельзя войти в одну реку дважды. Ты случайно не знаешь, что это значит?

      – Нет.

      – И я не знаю, – она ступила в ручей снова, но сланцы были так велики, что все норовили соскользнуть и всплыть. Она смеялась, и Саша снова взял ее за руку:

      – Пошли обратно.

      Они дошли до ее сандалий. Обулись и поехали домой. Он крутил педали и думал, какой сегодня замечательный день. Потом они расстались, договорившись встретиться назавтра.

      17

      Дома бухтел телевизор, отец лежал на диване, мать возилась в кухне.

      – Есть будешь?

      – Да.

      Она села напротив и смотрела, как Саша ест. Хотела спросить про Ваньку, но вдруг тихо заметила:

      – Ты счастлив, сынок.

      Саша удивленно поднял глаза.

      – Ты просто светишься весь.

      Он промолчал. Она встала и вышла.

      «А средний твой, Нина, – чистое золото», – говаривали соседки. Она лишь отмахивалась, не сглазить бы. Но знала, что Саша – лучшее, что у нее есть. Хотя и про другие милости судьбы старалась не забывать. Вот дом, например, что достался им в наследство от мужниной бездетной тетки пятнадцать лет назад. Или свекровь, которая любила ее, сироту, как родную дочь… Да и сам алкоголик-муж, что навсегда вошел в дурной кураж, переехав сюда из общежития, ведь что правда, то правда – никогда не поднимал на нее руки.

      А она что – она ничего. Справлялась потихоньку. Главное – добыть еды, дотащить и приготовить. Столько еды нужно четырем мужикам! Потом огород еще. И вечное чувство вины за неустроенный дом.

      Она жила на фоне нескончаемых взрывов бешенства мужа, как иные живут у моря, денно и нощно слыша его прибой. И еще была тайная страсть, которая надежно держала ее на плаву, – работа.

      Нина пришла на завод девочкой, имея восемь классов образования. Однообразный труд, раннее замужество и трое детей не давали понять, что за удовольствие можно найти в этих ежедневных восьми часах от звонка до звонка. Но в тот год, как Ванька пошел в школу, ее свекровь как-то сказала ей с глазу на глаз: «Шла бы ты, Ниночка, учиться…» Нина удивилась. Невозможно было представить, чтобы та сказала это ее мужу. Чтобы вообще возможно было