Обретение крыльев. Сью Монк Кидд

буквы. Мэри заткнула уши пальцами, а я пела в полный голос, дирижируя руками, и даже не заметила на пороге преподобного Холла.

      – Что за ужасные проказы? – спросил он.

      Мы замолчали, а меня не покидало странное ощущение, будто буквы продолжают беспорядочно кружиться над головами. Запылали щеки.

      – …Мы пели, ваше преподобие.

      – Которая ты из детей Гримке?

      В младенчестве он крестил меня, как и моих братьев и сестер, однако вряд ли помнил каждого.

      – Это Сара, – вскочила на ноги Мэри. – Я с ними не пела.

      – …Извините, что мы так шумели, – сказала я.

      Он нахмурился:

      – Мы не поем в воскресной школе для цветных и, само собой, не поем алфавит. Ты знаешь, что учить раба читать – это нарушение закона?

      Я смутно помнила об этом законе, он хранился где-то в глубине памяти и казался постыдным. Вряд ли священник стал бы утверждать, что это тоже Божья воля.

      Он ждал ответа, а когда оного не последовало, спросил:

      – Не думаешь ли ты, что Церковь может противоречить закону?

      Вспыхнули воспоминания о дне, когда мать стукнула Хетти тростью, и я, подняв голову, молча взглянула на священника.

Подарочек

      События завертелись стремительно и неотвратимо.

      В понедельник, после молитвы, Тетка отвела матушку в сторону. Она сообщила, что у госпожи есть подруга, которой не нравится наказание кнутом, и та предложила кару под названием «на одной ноге». Сказала, что на лодыжку раба набрасывают петлю из кожаного ремня, потом заставляют отвести назад согнутую ногу и завязывают второй конец на шее. Если раб опускает ногу, петля затягивается…

      Мы понимали, о чем она говорит. Матушка уселась на ступени кухонного корпуса и положила голову на колени. Привязывать ее пришел Томфри. На его лице было написано, что ему хочется оказаться где угодно, только не здесь, но он не произнес ни слова.

      – Одного часа, Томфри, будет достаточно, – распорядилась госпожа.

      Потом она пошла в дом и села у окна.

      Томфри вывел матушку на середину двора близ сада, где из земли пробивались крошечные ростки. Все рабы, кроме Снежка, уехавшего на экипаже, сгрудились под нашим раскидистым деревом. Розетта завыла, Эли, пытаясь успокоить, похлопывала ее по руке. Люси и Фиби спорили из-за куска ветчины, оставшегося от завтрака, к ним подошла Тетка и влепила каждой по оплеухе.

      Томфри повернул матушку лицом к дереву и спиной к дому. Она не сопротивлялась, стояла поникшая и безвольная. Повсюду чувствовался гнилостный запах водорослей, доносящийся из гавани.

      – Держись за меня, – сказал Томфри матушке.

      Она положила руку ему на плечо, пока он привязывал к лодыжке нечто вроде старого кожаного ремня. Потом он заставил ее поднять ногу с ремнем, другой конец которого обмотал вокруг шеи и застегнул пряжку.

      Я прижималась к Бине, у меня дрожали губы и подбородок. Заметив это, матушка сказала:

      – Не смотри. Закрой глаза.

      Но я не послушалась.

      Связав