Город. Стелла Геммел

ответ лишь на первый из вопросов, что я тебе задал.

      – А я здесь не затем, чтобы отвечать на твои вопросы.

      – Но тогда зачем ты здесь?

      Он поймал ее взгляд. Оба улыбнулись.

      – Мы оба староваты для такой игры в недомолвки, – сказала она ему. Снова вздохнула и тряхнула плечами, освобождаясь от просторного плаща. На груди у нее засверкал серебряный полумесяц. – Я все равно не смогу причинить тебе большего вреда, чем уже причинил этот мир.

      Некоторое время они оба молчали.

      – Ты спрашивал о моей подруге Индаро, – чуть погодя подала голос женщина. – Она была в Первой битве при Аразе.

      Перед его умственным взором пронеслись воспоминания, одно гаже другого.

      – Как и тысячи других, – ответил он. – Десятки тысяч.

      «И я в том числе», – мог бы он добавить.

      – Она была совсем дитя, и воспитывали ее в кротости, – сказала женщина. – Многие полагают, что женщинам не следовало идти на войну…

      – Я так не считаю, – отчасти покривив душой, ответил Бартелл. – Не будь у нас воительниц, Город пал бы еще в незапамятные времена.

      – «Мужчины берегут прошлое своего Города, – процитировала собеседница известное выражение, печально покачав головой. – Женщины хранят наше будущее».

      Он часто слышал такое от несогласных.

      – Если Город падет, никакое множество детей и младенцев делу не поможет.

      – Город уже пал. Давным-давно.

      – Пока наши войска его еще защищают, он держится.

      Говоря так, Бартелл тем не менее понимал, что Город стоял на судьбоносном распутье. Вражеские города были повержены, армии побеждены, крепости взяты… а сражения продолжались. Город по-прежнему осаждали, пусть даже издалека. И он бросал в жернова бесконечной войны своих женщин, пытаясь купить окончательную победу и рискуя тем, что в скором будущем рожать станет некому.

      – Город велик, – упрямо проговорил Бартелл, сам понимая, что это неверно.

      Его слова пустым эхом прозвучали меж каменных стен.

      – Бартелл, Город умирает. Ты не один день прожил в Чертогах, видел жизни, влачащиеся в полном ничтожестве, – и продолжаешь рассуждать о величии Города?

      Она говорила ровным голосом, очень серьезно.

      – Город – это все, что в нем есть, а не одни только жители, – не сдавался Бартелл. – Ты сама, госпожа моя, провела среди них не один день… если, конечно, ты вправду с ними водилась… и умудрилась не заметить их силы, их упорства, того несгибаемого духа, что помог Городу выстоять в вековых войнах?

      – Поверить не могу, что ты используешь несчастных жителей для подтверждения величия Города! В великом городе никак не может быть людей, обитающих в сточных трубах! О всяком городе следует судить в какой-то мере и по тому, как он заботится о своих беднейших, беспомощных и обездоленных!

      С Бартеллом уже бывало такое. Они спорили о второстепенном, о неважном, старательно обходя главное – то, о чем разумные люди предпочитали