Город. Стелла Геммел

обо всем. Снежка, белая борзая сука, уже спешила с того конца садика – присмотреть за своим малышом. Таким и запомнил Бартелл младшего сынишку: Карел обнял пухлыми ручонками долготерпеливую суку, думать забыв про отца…

      По щекам Бартелла потекли слезы.

      Его жена Марта не вышла проводить мужа. Она лежала в постели: новая беременность давалась ей нелегко, и срок был уже близок. Он поцеловал ее на прощание и пообещал вернуться до зимы. На самом деле он за нее не слишком боялся. Прежние роды тоже оказывались трудными, но мальчишки появлялись на свет здоровенькими, а к матери силы возвращались буквально за несколько дней. Ему только жаль было, что он не застанет рождения дочери; в том, что на сей раз будет дочь, он не сомневался.

      Последнего поцелуя Марты он как-то не запомнил. Что поцелуй был – это точно, он всегда целовал ее, уезжая из дому. Однако мыслями он уже пребывал в походе, то есть поцеловал ее не думая – ткнулся губами в щеку, и все. А ведь этот поцелуй оказался последним…

      И он уехал прочь, и старый друг сопровождал его – Эстинор Рэдфолл, который, собственно, и привез ему вызов на службу.

      Мог ли он знать в то солнечное утро, покидая дом, что впереди его ждет скорый суд и чудовищная расправа. Ни тогда, ни даже год с лишним спустя он не подозревал, что через какой-то час после его отъезда семья будет мертва. И долгожданная доченька вывалится наружу из вспоротого живота Марты…

      3

      Когда Бартелл вновь поднял веки, женщина сидела с ним за столом и держала стакан с водой, глядя куда-то в пространство. Наверняка она видела его слезы; странное дело, Бартеллу было все равно. Вот бы знать, сколько прошло времени?

      – Мы раньше встречались? – спросил он.

      – Один раз. Давно.

      – Почему вы спасли нас?

      – Скажем так, просто вас сюда сточными водами занесло.

      – Значит, – кивнул он, – это сточные воды позаботились удержать при мне девочку и доставить нас прямехонько к твоему порогу?

      – И давно ты начал задаваться вопросом, с какой стати кому-то спасать других, если они тонут? – вздохнула она.

      Он был точно уверен, что знает ее. Так и этак перетряхивал свою память, но ничто не всплыло. Потоки боли и крови слишком многое с собой унесли, а уцелевшие остатки памяти сделались капризными и своевольными. Бывали моменты, когда он физически не мог вынести привидевшуюся улыбку жены – она смотрела на него снизу вверх, лежа в постели, – и своих мальчиков, машущих ему руками в саду. Только это воспоминание неотступно преследовало его и неизменно сохраняло хрустальную ясность. А дни его славы – дни, которые он думал сохранить в памяти, даже когда все иное поблекнет, – померкли и облетели, поглощенные зыбучими песками искалеченной памяти.

      – Здесь и другие такие есть? – спросил он архивестницу. – Как Индаро?

      – На что тебе?

      – Она сильная, неплохо двигается и посягает быть воительницей. Ну так почему она не с войском? Здесь что у вас, убежище для трусов, не желающих сражаться за свой Город?

      – Люди