Бойня. Дик Фрэнсис

скорость так быстро, как следовало бы, а на финишной прямой пропустил вперед еще двух лошадей и пришел восьмым из двенадцати.

      Ну что ж, ничего не поделаешь: всех скачек не выиграешь. Однако, когда после скачки ко мне явился служащий ипподрома и сказал, что меня немедленно хотят видеть распорядители, я ощутил раздражение и последовал за ним в комнату распорядителей скорее с вызовом, чем с раскаянием. За столом, как я и ожидал, восседал Мейнард Аллардек вместе с двумя другими смотрителями. Мейнард выглядел беспристрастным и рассудительным, что твой святой. Распорядители сказали мне, что хотели бы знать, почему такой замечательный конь, как Хиллсборо, показал такой плохой результат. Они сказали, имеется мнение, что я недостаточно заставил лошадь выложиться и не стремился победить, и потребовали у меня объяснений.

      «Мнение» почти наверняка принадлежало Мейнарду, но говорил не он. Разговор начал человек, которого я уважал.

      – Мистер Филдинг, объясните, почему Хиллсборо пришел восьмым?

      В свое время он сам был жокеем-любителем, поэтому я ему сказал прямо, что мой конь был не в форме и не в настроении. Он еще до старта шел кое-как, а во время скачки я пару раз вообще подумывал сойти с дистанции.

      Распорядитель покосился на Аллардека и спросил:

      – А почему вы не воспользовались хлыстом после последнего препятствия?

      Мне тут же вспомнилась поговорка «погонять павшую лошадь», но я сказал только:

      – Я подавал ему команды прибавить скорость, но он просто не мог. От хлыста толку было бы мало.

      – Вы, похоже, слишком берегли коня, – заметил он, но без особой иронии или агрессивности. – Как вы это объясните?

      «Слишком беречь коня» – это эвфемизм, означающий, что жокей не старался выиграть или, хуже того, старался не выиграть. Это тоже пахнет лишением лицензии. Я ответил с некоторым нажимом:

      – Лошади принцессы Касилии и мистера Харлоу всегда выкладываются как могут. Хиллсборо делал все, что мог, просто он действительно был не в форме.

      В глазах распорядителя вспыхнула легкая улыбка. Он, как и все люди, имеющие отношение к скачкам, прекрасно знал, как обстоят дела между Филдингами и Аллардеками. Распорядителям в течение полувека приходилось разбирать пламенные обвинения отца Мейнарда в адрес моего деда и моего деда в адрес отца Мейнарда. Оба они были тренерами лошадей для гладких скачек в Ньюмаркете. Новым в этой старой вражде было лишь то, что теперь сила была на стороне Аллардека. Это, несомненно, очень забавляло всех – кроме меня.

      – Ваши объяснения приняты к сведению, – сухо сообщил распорядитель и сказал мне, что я могу идти.

      Я вышел, так и не взглянув в лицо Мейнарду. Вот уже дважды за эти два дня мне удалось вырваться из его когтей, и мне не хотелось, чтобы он думал, будто я над ним насмехаюсь. Я почти бегом вернулся в раздевалку и едва успел сменить цвета принцессы на цвета другого владельца и взвеситься. В паддок перед началом следующей скачки я все равно опоздал (а за это тоже