Сокрушительный удар. Дик Фрэнсис

раз перечитал каталог аукциона в Аскоте на следующий день, но так и не нашел ничего подходящего. В конце концов я вздохнул и обратился к барышнику по имени Ронни Норт, который сказал, что знает подходящую лошадь и может ее достать, если я поделюсь с ним прибылью.

      – Сколько? – спросил я.

      – Пятьсот.

      Это не значило, что лошадь стоит пятьсот фунтов. Это значило, что я должен взять с Керри Сэндерс лишних пятьсот фунтов и отдать эти деньги Норту.

      – Это слишком, – сказал я. – Если добудешь мне хорошую лошадь за две тысячи, я дам тебе сотню.

      – А не пошел бы ты?..

      – Сто пятьдесят.

      Я знал, что он все равно купит лошадь за полторы тысячи, а мне ее продаст за три – если Норт не получал на сделке сто процентов прибыли, он считал, что потратил время впустую. Так что для него эти пятьсот сверху – глазурь на тортике.

      – И еще, – сказал я, – прежде чем заключить сделку, я хочу знать, что это за лошадь.

      – Разбежался!

      Норт боялся, что, если я узнаю, что это за лошадь и кто ее владелец, я перехвачу у него сделку и он лишится прибыли. Я бы такого никогда не сделал, но сам Норт сделал бы, и, естественно, судил он по себе.

      – Если ты ее купишь, а она меня не устроит, я ее не возьму, – сказал я.

      – Это именно то, что тебе нужно! – сказал Норт. – Можешь мне поверить.

      Его мнению о лошади, пожалуй, можно было доверять, но это и все. Если бы лошадь предназначалась не для Николя Бреветта, я бы, пожалуй, рискнул и купил вслепую, но сейчас я не мог себе этого позволить.

      – Сперва я должен ее одобрить.

      – Ну, тогда мы не сговоримся! – отрезал Норт и повесил трубку.

      Я задумчиво грыз карандаш, размышляя о джунглях торговли лошадьми, в которые я так наивно сунулся два года тому назад. Я полагал, что хорошему барышнику достаточно великолепно разбираться в лошадях, знать наизусть племенную книгу, иметь сотни знакомых в мире скачек и некоторые деловые способности. Я жестоко ошибался. Первоначальное изумление, вызванное царящим вокруг беззастенчивым мошенничеством, сменилось сперва отвращением, а потом цинизмом. В целях самосохранения я успел нарастить толстенную шкуру. Я думал о том, что среди всеобщей бесчестности иногда бывает трудно найти честный путь, а следовать ему еще труднее.

      За два года я успел понять, что бесчестность – понятие относительное. Сделка, которая мне представлялась вопиющей, с точки зрения прочих выглядела просто разумной. Ронни Норт не видел ничего дурного в том, чтобы выдоить из рынка все возможное до последнего пенни; и вообще, он славный парень…

      Телефон зазвонил. Я снял трубку.

      – Джонас!

      Это снова был Ронни. Я так и думал.

      – Этот конь – Речной Бог. С тебя за него три пятьсот плюс пятьсот сверху.

      – Я тебе перезвоню.

      Я нашел Речного Бога в каталоге, посоветовался с жокеем, который несколько