Сокрушительный удар. Дик Фрэнсис

но продолжала оставаться все такой же ровной и сдержанной. Я собирался ей сказать, чтобы она оставалась в постели, но, когда я в половине девятого, накормив лошадей и вычистив денники, вернулся в дом, она уже спустилась на кухню. Сидела за столом в моем халате и тапочках, курила сигарету и читала газету. Под глазами у нее темнели синяки, и по ее лицу сразу было видно, что ей уже тридцать два. Я подумал, что ее перевязанная рука, наверно, болит.

      Когда я вошел, она спокойно подняла глаза.

      – Привет, – сказал я. – Кофе хотите?

      – Очень!

      Я сварил кофе в кофеварке.

      – А я вам его наверх принести собирался.

      – Я довольно плохо спала.

      – Ну, еще бы!

      – Я услышала, как вы вышли во двор. Увидела вас из окна и подумала, что, наверно, стоит спуститься.

      – Как насчет тостов? – спросил я.

      Против тостов она ничего не имела, так же как и против поджаренного бекона. Пока я готовил, она оглядывала мою по-спартански обставленную кухню и наконец задала висевший в воздухе вопрос:

      – Вы не женаты?

      – Развелся.

      – И, похоже, довольно давно.

      – Совершенно верно, – усмехнулся я. Женился, раскаялся, развелся. И не спешил повторять ошибку.

      – Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь одежду, в которой я буду выглядеть не слишком странно?

      – Ну… Свитер, джинсы… Устроит?

      – С серебряными туфлями это будет смотреться изумительно! – сказала она.

      Я сел за стол рядом с ней и стал пить кофе. Лицо у нее было не столько красивое, сколько миловидное – его прелесть заключалась не в чертах, а в красках и в выражении. Брови и ресницы – рыжевато-русые, глаза – светло-карие, губы без помады – нежно-розовые.

      Я начал понимать, что в ее манере держаться нет ничего агрессивного. Она просто не позволяла никому относиться к себе покровительственно или принижать ее лишь потому, что она – женщина. Неудивительно, что некоторым мужчинам это не нравится. Но ее коллеги наверняка считают ее надежным товарищем.

      – Мне очень неудобно, что с лошадью так получилось, – сказал я.

      – Ну еще бы!

      Но она, похоже, совсем на меня не сердилась – хотя и могла бы.

      – Могу ли я чем-нибудь искупить свою вину?

      – Например, отвезти туда, куда мне надо?

      – Пожалуйста!

      Она задумчиво жевала тост с беконом.

      – Ну… мне нужно позаботиться о своей машине. Вернее, о том, что от нее осталось. А потом я буду вам очень обязана, если вы отвезете меня в Гатвик.

      – Так вы там работаете? – удивился я.

      – Нет. В Хитроу. Но в Гатвике я могу нанять машину. Специальные скидки для работников аэропортов.

      Она резала тост правой рукой, и я увидел, что она морщится.

      – Вам сегодня на работу? – спросил я.

      – Голос у меня в порядке, – ответила она. – Но, может, и не придется. Я сегодня на подмене с четырех дня до четырех