Проститься. Игорь Зорин

и мороженным. «Почему мороженным?» – подумал Артем, оглядывая окрестности парки и не находя глазами ни ларька, ни даже передвижного холодильного прилавка. Ему в этот момент почему-то вспомнилось его счастливое детство, и хоровод картинок из прошлого завертелся в его голове.

      Мама

      Артем часто записывал свои детские воспоминания в дневник.

      «Самое яркое приятное воспоминание из детства, связанное с мамой – это выходные или праздники. Точнее, самое раннее утро воскресенья, когда можешь себе позволить поспать. Ведь не надо идти в школу или институт. И вот ты просыпаешь от звука скворчащих на сковороде пирожков и от этого дурманящего их запаха. И от маминого голоса: „Вставай! Пирожки остывают“. И я летел скорее в ванну, чтобы умыться, прибегал на кухню, а там целая гора вкуснейших маминых пирожков. По радио играет бодрая советская музыка или программа „С добрым утром“. И вот они, пирожки-пирожочки! Хочешь с мясом, хочешь с капустой, хочешь с картошечкой. Или даже с морковкой. Хочешь, ешь их с молоком, хочешь – запивай морсом. А еще нравилось макать пироги в уксус или горлодер. И ты мог есть, сколько влезет. Мама всегда делала большие пирожки, приговаривая: „Большому куску рот радуется“. И я радовался. И вот оно было счастье!!!

      Второе яркое воспоминание о маме тоже пришло сразу: „Она всегда ругала отца за его старые и новые пьянки. Отец, если в этот момент был трезвым, то просто уходил из дому, не желая это слушать. Или, что было значительно реже, останавливал ее фразой „Ой-ой!“, типа „чего преувеличиваешь-то“. Мама не стеснялась матерных слов и при нас с сестрой могла очень „откровенно“ выражаться. Бывали случаи, когда она набрасывалась на отца с кулаками. Отец всегда в такие моменты только защищался. Особенно, если был трезвый. И обязательно кто-нибудь из родителей произносил столь страшную для меня фразу „Давай разведемся“. Я очень боялся их развода и всегда очень ярко себе представлял, как я буду выступать на суде. Ведь меня туда обязательно пригласят! Не могут не учесть моего мнения! И я даже репетировал, когда никого не было дома, свою речь в суде. Я почему-то знал, что меня судьи обязательно спросят: „А ты, мальчик, с кем хочешь остаться? С мамой или папой?“. И я бы тогда гордо ответил: „Я хочу остаться и с мамой, и с папой“. И тогда судья не сможет их развести. Никогда!

      Мама всегда (за очень редким исключением) ходила на собрание в школу. А я всегда с трепетом ждал ее прихода. Я, конечно, понимал, что про меня ничего плохого не скажут, но все-таки боялся. А вдруг… Но мама всегда приходила счастливая и довольная. И на мой вопрос „что сказали?“ почти всегда говорила: „Ты у меня молодец! Про тебя говорили только хорошее“. У меня почему-то не было желания уточнять, что именно хорошее и я, наполненный гордостью за себя, сидел и слушал ее рассказ папе о других ребятах из нашего класса.

      Помню довольно частые (как мне казалось) поездки в деревню к маминой маме, моей бабушке Варваре. Я очень не любил ездить в деревню. Во-первых, мне почему-то не нравился