Ультрафен. Александр Леонидович Миронов

самого себя… Вам эти истины известны, ведомы?

      Бахашкин было закивал головой, Галимханов вдруг вскипел.

      – Доктор! Вы зачем нас сюда выдернули? А? Аллилуйя нам читать?..

      Феоктистов, после знака Бердюгина, через некоторое время вновь припал к прибору. При более продолжительном просмотре увидел не только глаза над головой Галимханова. Когда тот в раздражении повернулся к доктору, и голова его стала в профиль, то за ней отчетливо проявился профиль головы обваренного!

      И это уже была голова с очертаниями лица пострадавшего, со шлейфом оранжевых волос, с постепенным низведением их в пустоту. А лучи, исходившие из глазниц, как две узкие яркие струи света, били ему прямо в затылок. Создавалось такое впечатление, что они пытаются прожечь его, но лишь искрами рассеивались от черной оболочки головы Галима, как от каски. Похоже, эта броня была не прожигаемой.

      “Неужели такое может быть?!. – Прошептал пораженный Анатолий. – Чу-де-са!.. Убийца! Вот он, убийца! И с железобетонным черепом”.

      Феоктистов оторвался от прибора и повернулся к окну, чтобы успокоить волнение. Потом пришёл на помощь Бердюгину, незаметно сделав тому знак: подойти к прибору…

      – Так говоришь, для тебя Бога нет, и Аллах тебе не авторитет?.. – не спеша, проходя по периметру кабинета, спросил Анатолий.

      Галимханов уставился на него с подозрительностью.

      – А жаль. Кому-кому, а тебе, Галим, надо было бы перед кем-то из них покаяться.

      – С чего это вдруг?

      – Грехов за собой не чувствуешь, что ли?

      – Хм. Может док или ты попы, а нам перед вами исповедоваться?

      Доктор, прохаживаясь по кабинету, проговорил:

      – Я, молодой человек, в священники не гожусь. На моей душе грехи есть. Хирургу, похоже, невозможно без них. А вот вам, как говáривал незабвенный Феликс Эдмундович, нужно обладать холодной головой, чистыми руками, и горячим сердцем. Вы уж извините меня, что я вам напоминаю прописные истины…

      – А что тут извиняться? – прервал доктора Анатолий. – Все правильно… – обратился к Бахашкину. – Шалыч, прежде чем Игорь Васильевич вас впустит в анатомку, давай поговорим по душам. Ты же не первый десяток в органах, и понимаешь, что бывает с теми, кто превышает свои права, полномочия, – узкие щелочки глаз бурята дрогнули в тревоге. – Поэтому давай на прямоту. Прежде, чем задержанного определить в душевую кабинку, ваш док осматривал его?

      Наступило молчание. Глазки бурята забегали то на Галимханова, то на Феоктистова. Он заводил руками по икрам; на казанках пальцев потемневшие от йода ссадины. Заметив на них взгляд Анатолия, Шалыч смутился и спрятал кисти рук меж ног.

      – Да нет, кажись… – ответил он неуверенно.

      – Ты чо мелешь?! – воскликнул Галимханов. – Осматривал!

      – Хм. И какую же он определил степень опьянения?

      Друзья переглянулись.

      – Мы не знам… Он знат… – заговорил Шалыч.

      – Шалыч…

      – Да чо ты к нему пристал? Мáлина получила от нас все необходимые показания.