Самый страшный день войны. Виктор Королев

неделю наши выбили их, но путейцев ещё до оккупации перевели кого куда – в Орджоникидзе, Астрахань, Сталинград. Глафира оказалась в Астрахани, а отец стал водить военные составы на Орджоникидзевской железной дороге.

      Работы на новом месте было много, не соскучишься. А по весне ей вдруг невыносимо захотелось домой. Она бы ещё долго колебалась, одной проситься или ждать возвращения отца, но случайно встретила на первомайской демонстрации знакомого по Ростову.

      – Слушай, Глафира, на строительство новой ветки дополнительный набор идёт – хочешь?

      – Куда ветка? На Боярку? Как у Павки Корчагина?

      – Куда – это секрет. Если согласна, сама всё потом узнаешь.

      Согласилась. Оставила записку отцу и через два дня уже принимала дела в штабном вагончике мостопоезда в Кизляре.

      Этого города, когда-то крупнейшего торгового центра на Северном Кавказе, по населению превосходящего Одессу, Полтаву и даже Харьков, практически не существовало. Нет, всё оставалось на местах, всё было цело – дома, площади, рынки, молельные дома разных религий. Не было в городе только людей. Все, абсолютно все строили за городом железную дорогу. Инвалиды, старики, женщины, дети – кто только мог ходить. С арбами-подводами, одеялами-подушками, мотыгами-лопатами – со всем скарбом они ушли из своих домов и возводили в калмыцкой степи многокилометровую насыпь, укладывали на песок шпалы и рельсы.

      Начинали этот секретный объект ещё летом сорок первого. Потом строительство потихоньку заглохло, а когда Ростов пал и немцы перерезали главную нефтяную магистраль, всем стало ясно, что бакинская нефть под угрозой, а это значит, что Красная Армия может остаться без топлива. И мы тогда проиграем войну, погибнет страна. Выход один: срочно проложить в калмыцкой степи три с половиной сотни километров железнодорожных путей. Любой ценой!

      Сначала Глафира была нормировщицей, кладовщиком, завхозом. Научилась ездить верхом. Научилась ругаться с начальством, выбивая сверх положенных нормативов лопаты и кирки, головные уборы и рукавицы, еду и питьё. Тысячи человек строили эту дорогу Кизляр-Астрахань. Их надо было накормить, обеспечить всем необходимым. Люди работали без выходных, падали от усталости, болели. Но больше всего страдали от песчаных бурь и жажды.

      – Вы что, не можете сюда привезти воблы? – орала Глафира на астраханских снабженцев по телефону.

      Солёная рыба воду в организме задерживает, если полчаса вытерпеть жажду, пить потом меньше хочется. Выбила землекопам целый вагон рыбы. Из шпал и брезента научила навесы делать – одна смена спит в тени, другая работает. Так по очереди, по двенадцать часов. По сотне человек в бригаде.

      На стройке её уже все называли уважительно – Глафира Петровна. А то и просто по отчеству, как отца в ростовском депо. Один мальчик, черноволосый, кудрявый, всего-то лет на пять младше, однажды назвал её тётей.

      – Тётя, пить! Во-ды! Пажалюста!

      Смешно, тётя в девятнадцать лет. Дала ему свою фляжку.

      – Иди под брезент, поспи!

      Большая