Сердце на Брайле. Паскаль Рютер

на ручку, посмотрел на меня взглядом, полным нежности, и нарисовал в воздухе длинную макаронину.

      – Он приехал из Польши перед самой войной, а как только мир восстановился, начал продавать всякий металлолом… Когда стало получаться, то он был слишком занят в «Канаде», чтобы пристально за мной следить…

      – То есть ты сам заделался таким крутым?

      Он кивнул, задержав дыхание, и это было потрясающе.

      – Пап, скажи, а ты очень любил своего папу?

      Он застенчиво улыбнулся – скромность и всё такое – и снял колпачок с ручки. А я подумал, что папа сейчас ускользнет от меня, прям как рыба с крючка.

      – Я не уверен, хорошо ли его знал… Сегодня, когда я обо всём этом вспоминаю, даже спрашиваю себя, действительно ли он существовал. Думаешь, отец и сын много знают друг о друге?

      Папин взгляд внезапно стал странно-серьезным. Вокруг повисла суперторжественная атмосфера, однако философские грозы могли разразиться в любой момент.

      – Да ладно, пап, мы ж с тобой прекрасно знакомы, разве нет? А мой друг Хайсам и его отец тоже знают друг друга, как шахматную доску…

      Он задумался на несколько секунд. Казалось, мыслями он был где-то далеко.

      – Да, ты прав. Мы с тобой друг друга знаем. Да, знаем…

      Вид у него был не очень уверенный.

      – У меня есть еще пара вопросов, но это неважно.

      – Да давай уж.

      – Ну для начала, мне интересно, как учителя покупают туалетную бумагу, прямо вот так, у всех на глазах?

      – Я тоже задавался этим вопросом в твоем возрасте. До сих пор не знаю ответа. А второй вопрос?

      – Что на ужин?

      – Лягушачьи лапки.

      3

      Я ужасно восхищался тем, как мой египетский друг и его турецкий отец умудрялись запоминать один в один огромное количество шахматных партий, которые по той или иной причине прославились на весь мир. Поздно вечером либо рано утром они могли разыграть, например, партию между Багировым[9] и Гуфельдом[10] 1973 года, или же матчи Решевского[11] (любимого игрока моего дорогого Хайсама) с Авербахом[12] в 1953 году или с Бобби Фишером[13] в 1961-м. Так Хайсам путешествовал во времени и пространстве, не выходя за пределы шестидесяти четырех черно-белых клеточек.

      Хайсам каждый раз комментировал ходы, как будто я что-то мог понять в этой сложной игре – настолько сложной, что ее даже называли игрой королей и королевой игр. Но мне очень хотелось быть на высоте.

      – Видишь ли, – учил он меня шепотом, – Решевский был довольно скрытным игроком. И совершенно непредсказуемым. Он не любил ни гармонии, ни прозрачности, но обожал странные ходы, которые совершенно сбивали с толку соперника!

      – Надо же…

      – Ну конечно! А еще он был приверженцем защиты Нимцовича[14], чтобы избежать сдвоения пешек…

      Я прикидывался, что догадываюсь, о чём речь, и ценю предмет беседы.

      – Ты же хотя бы примерно понимаешь, о чём я? – спрашивал меня Хайсам.

      – Ну

9

Владимир Константинович Багиров (1936–2000) – советский, латвийский шахматист, гроссмейстер, известный шахматный тренер, работал с Г. Каспаровым.

10

Эдуард Ефимович Гуфельд (1936–2002) – советский, американский шахматист, гроссмейстер.

11

 Самуэль Решевский (1911–1992) – знаменитый американский шахматист, вундеркинд, гроссмейстер.

12

 Юрий Львович Авербах (род. 1922) – российский шахматист, международный гроссмейстер, шахматный композитор.

13

Роберт (Бобби) Фишер – американский гроссмейстер, одиннадцатый чемпион мира по шахматам, отличался экстравагантным поведением.

14

Аарон Исаевич Нимцович (1886–1935) – знаменитый шахматист и теоретик шахмат.