Патологоанатом. Лариса Сегида

ночного посетителя настигло и первое, и, наверняка, второе. Он был совершенно мокрый и холодный. Медсестра наполнила священным коньячным напитком обе серебряные рюмочки и влила их содержимое в безвольный рот мальчишки. Затем снова исчезла и вернулась с сухой одеждой – то было старое медицинское обмундирование: широкие хлопчатобумажные брюки на резинках, халат, косынка, тряпочные чехлы, одеваемые поверх обуви, но их она надела на голые ступни парня как носки. Переодевание не заняло много времени и было сделано с той же профессиональной сноровкой. Сколько тяжелых больных прошло через ее руки на бесславном пути от ведущего специалиста по грудничковой реаниматологии до медсестры, санитарки и, наконец, до дежурной морга!

      Мокрую одежду парня она бросила на электрический обогреватель. Теперь в медицинском одеянии, с косынкой на голове он скорее походил на молоденькую, хорошенькую медицинскую сестричку, что просто устала от большого количества обязанностей, свалившихся на нее в первые дни работы.

      Патологоанатом докуривал последнюю сигарету. Теперь придется добираться вплавь до единственного ночного киоска либо терпеть без курева до прихода сослуживцев. А это еще три-четыре часа. Сигарета таяла, огонек подбирался к губам все быстрее, а тело, казалось, пока не насытилось никотином. Может, у парня найдется табак? Дежурная угадала его молчаливый вопрос, бросилась опять в глубину морга и выскочила оттуда, подпрыгивая, как девочка, с мокрой, мятой пачкой «Parliament». Пижонит молодежь. Дорогие курит, с угольным фильтром. Он-то знал, что все это – обманные рекламные штучки табачных магнатов. Слабые сигареты или крепкие, розовый цвет легких все равно сменится пепельно-черным. Ему, по крайней мере, вместо пачки обычных сигарет понадобилось бы две-три дорогих, чтобы восполнить необходимую ежедневную потребность в никотине.

      Патологоанатом немного успокоился – есть сигареты, пусть слабенькие и мокрые, их можно высушить на том же обогревателе, но они есть. Ведь ничто так не угнетает сознание как отсутствие или недоступность предмета желания. Оно, быть может, даже и не посетит его вовсе в ближайшее время, но знание того, что сигареты есть, что они рядом, успокаивало.

      – Скажите, она действительно там? Я узнал… Она должна была приехать на мой день рождения к семи часам вечера. С родительской дачи. Я ждал до десяти, бегал вдоль шоссе… – слабая волна рыданий вновь окатила парня, и он уткнул мокрое лицо в живот патологоанатома.

      Тот молчал. Он приучил себя не вмешиваться в чужие истории. Даже косвенно в качестве слушателя. Так было легче. Он умел не выходить из собственных раздумий, когда несчастные пытались изливать ему свои души, обычно избегал общения с ними, предоставляя такую возможность дежурной, что, к счастью, случалось довольно-таки редко, так как близкие и родственники допускались в помещение морга только с целью опознания тела, когда того требовала судебная экспертиза. Нынче он поневоле стал соучастником чужого горя, а роль душевного