Роковое увлечение. Екатерина Липс

пятидесяти, но, несмотря на возраст, мужчина целыми днями возился с растениями; он просто обожал свою работу. Моник он знал еще девочкой и любил ее почти как дочь, но при этом неизменно держался с ней строго и был немногословен.

      – Вы испугали меня, Жермон! – недовольно воскликнула девушка.

      – Простите, сударыня!

      – С чего это вы так меня называете? – удивилась Моник, не зная, рассердиться или рассмеяться.

      – Ты почти аристократка, может, даже герцогиня, если угодно. Или я ошибаюсь? – спросил Жермон; его голос звучал неодобрительно.

      – С чего это вдруг? – ответила девушка, залившись румянцем.

      – Ох, как часто я вижу тебя в компании одного из наших родовитых гостей…

      – Ну и что же? Да, мы беседуем! – воскликнула Моник и, помолчав, добавила гордо: – Но он не вскружил мне голову!

      – Ох, принцесса моя, поверь мне, это лишь дело времени, – произнес садовник и печально добавил: – Как много юных хорошеньких девушек попадается в эти сети! Словно бабочки, летят они на яркий свет манящей их красивой жизни, а приблизившись к нему и не успев даже как следует насладиться, обжигают тонкие крылья и погибают, всеми забытые, но прежде униженные, обесчещенные…

      – Перестаньте, Жермон! Вы все сегодня будто сговорились, – раздраженно выпалила девушка и бросилась прочь по дорожке.

      Она старалась бежать быстро, но ноги ее не слушались, да еще и эти благоухающие розы безжалостно кололи пальцы до крови. Уже у самого отеля Моник споткнулась и упала нежным телом на огромный колючий букет. Конечно же, цветы были безнадежно испорчены, да и девушка сильно исцарапала себе руки. Управляющий отелем в это самое время стоял на крыльце. Он был чем-то раздражен и, увидев падение Моник, вскипел от негодования. Сердито раздувая ноздри, мужчина жестом подозвал девушку к себе. Краснея от злости и еле сдерживая гнев, он все же старался говорить не очень громко, чтобы не привлекать внимания отдыхающих, но слова его хлестали несчастную, будто плети. Моник, опустив глаза, молча слушала обрушившиеся на нее упреки. Она понимала: на этот раз ей не простят, очень уж неудачно сложились обстоятельства и разозленный чем-то управляющий решил на ней отыграться.

      – Что ты себе позволяешь? Ишь какие все стали! Завтра же, нет, сегодня, сейчас ступай прочь с моих глаз! Ищи себе другую работу, бестолочь! – брызжа слюной, свирепо выпалил немолодой мужчина.

      Моник хотела что-то сказать в свое оправдание, но управляющий круто развернулся к ней спиной и поспешил в отель.

      В это самое время от источников возвращались Мишель и Ален; они издали увидели финал этой сцены. Герцог поспешил к расстроенной Моник. Когда он приблизился к ней, она стояла, закрыв лицо руками и пытаясь скрыть слезы отчаяния.

      – Не стоит грустить, Моник! – произнес герцог ласково, но твердо.

      Она вздрогнула от неожиданности и обернулась; ее заплаканные глаза встретились с его ясным встревоженным взглядом.

      – У меня больше нет работы, – безжизненным