Саксофон Гавриила. Михаил Земсков

красиво очерченные губы. По ним читать приятно, хотя и не очень легко. А где-то в другом конце танцплощадки вопиет Ленино сердце «Где же ты, Илья?»

      – Ты здесь не один? – Спрашивают Машенькины губы, – я видела рядом девушку.

      – Да… – Чуть задерживаюсь с ответом, – с друзьями.

      – Так ты купишь мне дринк?

      – Пойдём.

      Мы подходим к барной стойке и я беру Маше джин-тоник.

      – Спасибо, – она целует меня в щеку.

      – На здоровье. Мне пора идти к друзьям.

      – Потанцуем?

      «Где же ты, Илья?» – вопль Лены.

      – Конечно потанцую. Я уже танцую с тобой. Только сейчас мне нужно идти.

      Я ухожу. Последние пятнадцать минут были бы тяжелы и сложны для проживания, если бы я был трезв, чист и пуст, а в кровеносных сосудах и в полушариях мозга не присутствовали элементы вещества, изменяющего сознание.

      Лена танцевала одна, закрыв глаза, погрузившись в себя, вскинув к потолку руки.

      Лена танцевала одна. Остальные в зале – словно для фона, безликие и никакие. Её поднятые вверх руки медленно колыхались, словно водоросли в речной воде – справа налево, и обратно. Глаза закрыты. Голова поднята вверх. Руки тянутся к софитам и стробоскопам, словно к Богу. Молитва (даже если она не выражена в словах) течёт, плавно и легко, снизу вверх. Наверное, Лена сама не знает и не догадывается, что в этот момент она молится. Но я чувствую эту происходящую в ней молитву, поток через руки к софитам и стробоскопам – и выше – к небу, к небу, и ещё выше, ещё выше.

      Я ошибся. Лена не молилась. Она переживала внутри обиду, и для удобства отстранилась от мира.

      – Куда ты делся? – Спросила меня, когда мы сели за столик.

      – Знакомых увидел. Немного пообщались. – С напускным равнодушием ответил я.

      – Знакомую… – Уточнила Лена. – Какую-то малолетку из детского сада. – Я видела.

      – Да. Маша и её друзья, которые здесь работают.

      – Друзей не видела.

      Я пожал плечами.

      – Поехали домой, – попросила она после паузы.

      – Ты что – из-за какой-то моей знакомой? – Скривив неопределённую и непонятную мне самому гримасу, неизвестно что призванную выразить, наигранно возмутился я, и вдруг поймал смешливый взгляд Маши, танцевавшей в нескольких метрах от нас.

      – Нет. – Соврала Лена. – Просто пойдём домой. Здесь как-то уже очень не фэншуйно.

      К нам подсел Акрам, невозмутимый, как всегда, но блеск в его глазах выдавал внутреннее возбуждение.

      – Классные чиксы есть, – он провёл руками по лицу, внимательно посмотрел на Лену, потом – на меня, вытащил ситцевый платок и высморкался.

      Через пять минут мы с Леной вышли из клуба.

      Ночь, ветер, дома и улицы навалились на нас, словно стараясь прижать и приплющить к земле – как-то необъяснимо враждебно. Или только меня так прижимало? Я хотел сказать что-то Лене. Хотел просто говорить о чем-то, производить слова, но не мог. И непроизносимые слова скапливались в горле, толпились там и уплотнялись в комок, как толпа пассажиров у узкого