За тридцать тирских шекелей. Данил Корецкий

спросил:

      – Кто научил?! Чему научил?!

      – Виртуозно уходить от прямых ответов. Не подставляться, чтобы не выдать себя неосторожным словом. Вертеться, как уж под вилами – знаете эту старинную русскую поговорку?

      – Знаю, – растерянно сказал Трофимов, недоумевая, кто мог учить кандидата наук отвечать на вопросы студентов, если это его прямая должностная обязанность. И при чем здесь какие-то ужи, какие-то вилы?

      – Ну вот! – обрадовался Иван Иванович, улыбаясь до ушей. – А притворяетесь: «Кто научил, чему научил»?! Скрывать правду очень непросто, это целая наука! И ей, науке лжи, специально учат!

      – Не понимаю вас, – сухо сказал Трофимов. – Я работал только в Эрмитаже и в университете. Ни там, ни там меня ничему подобному не учили!

      – Вот вы и прокололись! – куратор согнал улыбку и нахмурился. Только что перед Трофимовым сидел доброжелательный свойский парень, почти друг, и вдруг превратился во враждебно настроенного противника.

      – Самое большое достижение дьявола состоит в том, что он заставил всех поверить, будто его не существует, – медленно произнес Иван Иванович, вытягивая своими бесцветными глазами все тайны, которые накопились в мозгу собеседника. – Но мы знаем, что он есть, хотя и хорошо маскируется. В СССР ему неуютно, а вот в капиталистическом аду он и его многочисленные агенты чувствуют себя как рыба в воде…

      – Я вообще ничего не понимаю! – совершенно искренне произнес Трофимов. – Что вы имеете в виду?

      – Ничего особенного. Просто анализирую факты. А факты таковы… Младший научный сотрудник начал делать карьеру на очень сомнительной истории о некоем перстне Иуды. Надо ли говорить, что это противоречит советской идеологии и учению марксизма-ленинизма? Нет, все и так вполне очевидно! Тем не менее он защитил диссертацию, поднялся по служебной лестнице, стал выезжать в зарубежные командировки. И где-то научился виртуозно изворачиваться и врать! Где же? Сам он признается, что не в Эрмитаже и не в университете, а нигде больше он и не работал… Остается только закордонье! Логично?! Там ему никто не мешает общаться с дьяволом. Но когда он возвращается, от него исходит легкий запашок серы!

      Иван Иванович обвел ошарашенного слушателя указательным пальцем, как будто обозначил вокруг него чуждую ауру, которую можно называть запахом серы, а можно – импортными шмотками и запахом привозного одеколона.

      «Похоже, никуда меня больше не выпустят! – отстраненно подумал Трофимов. – И на фиг мне сдался этот перстень? Чего я не стал исследовать кувалду потомственного кузнеца – как она переходит от отца к сыну? Или революционный маузер? Хотя вон крупный партработник Терехов застрелился из такого маузера[2], и с ним тоже можно было впросак попасть…»

      – А мы ведь натренированы этот запашок определять и ни с чем его не путать… – продолжал куратор. – Значит, что?!

      «Из университета выгонят, – доцент, а будущий безработный сжался, причем не только внутри, но и снаружи – и ростом меньше стал, и в объемах съежился. – Раньше бы

2

Эти и другие события, упоминаемые в романе, описаны в книге «Усмешка Люцефера».