Охранители. Виталий Капелько

грядущую битву, Кариэф увёл девочку со всей семьёй в лес. Он просмотрел все линии событий, и везде она оставалась жить. Нельзя было предусмотреть только одного – последствий вмешательства Неприкасаемых. Цветава издалека увидела всадников с крыльями и решила, что они, как и Кариэф, – ангелы. Ребёнок радостно выбежал им на встречу.

      – Девочку убили, – подытожил серебрянокрылый трибун.

      – Не сразу, Сигизмунд Кривой с соратниками вначале её избили, потом изнасиловали, а затем оставили умирать в лесу. Когда Кариэф прибыл, от тела практически ничего не осталось, волки постарались на славу. Он подал рапорт с жалобой, после разбирательств меня отстранили от должности и отправили в трудовой лагерь на Аванпосту Лейды, где я и заработал сухость крыльев, – квестор-архивариус повёл крыльями.

      – Ты должен его ненавидеть.

      – Да, должен, – честно признался Булатон. – Но за столько лет я устал это делать. Теперь он мне безразличен. Мне просто нужна моя прежняя жизнь.

      – Кариэф лучше любого из нас, – задумчиво произнёс Фариха больше для себя, чем для собеседника.

      – В той истории с девочкой не всё так просто, – ответил квестор-архивариус.

      – Почему? – спросил глава Гильдии.

      – Потому что почти все участники убийства во главе с Сигизмундом Кривым, несмотря на защиту Неприкасаемых, умерли через три недели, съев мясо бешеного кабана. Кроме них никто не пострадал.

      – Ты сказал, почти все. Кто-то выжил?

      – Тот, кто просто стоял и смотрел, как его товарищи насилуют и убивают.

      – Получается, что это совпадение, – предположил серебрянокрылый трибун.

      – Во время одной из ночёвок в лесу вороны выклевали несчастному глаза.

      – Ты думаешь, что это происки Кариэфа?

      – Не знаю, – пожал плечами Булатон. – Но став квестором-архивариусом, я ради любопытства просмотрел некоторые его вахты в срединных мирах. Все, кто умышленно пытался нанести вред его подопечным, через какое-то время умирали.

      – Дядя Саша, – тихо произнёс Фариха, сев обратно за треснувший стол.

      За окном витражи сдвинулись, показывая разрушенное здание Рейхстага с красным флагом на крыше. Вспомнилось тяжёлое послевоенное детство:

      – В беседе со мной он упомянул некоего Ивана Кажемина. Найди про него воспоминание.

      Квестор-архивариус опустился на колени и склонился над рассыпавшимися чёрными камешками. Один из них подпрыгнул и приклеился к руке.

      – Держи, – он хотел кинуть его серебрянокрылому трибуну.

      Фариха махнул головой:

      – Я пока не научился их считывать, рассказывай сам.

      Оловокрылый Булатон приложил к виску слепок памяти Кариэфа:

      – Иван Кажемин, тысяча девятьсот сорок первого года рождения, из Москвы, рос хулиганом и задирой. Десятого августа тысяча девятьсот пятидесятого года за очередной привод в милицию был выкинут с балкона пьяным отчимом Александром Парновым. Ребёнок должен был умереть – в расчёт принималась высота