Новая книга. Виктор Пелевин

Нет проблем. Она знала, как должна себя вести банкирская дочь.

      – Фу, – сказала она. – Как можно так говорить.

      – Слышала или нет?

      – Слышала. Но только от неудачников. Нормальный человек, мне кажется, побрезгует разговаривать на такие темы. И повторять ГШ-слово в приличном обществе я бы не стала.

      – Я не приличное общество, – засмеялся отец. – Я вообще не общество, а просто голос из акустической сеточки, вшитой приличным обществом в твое ухо. Можешь говорить честно.

      – Воспитанные люди так не делают. Другие могут услышать.

      – Я звоню тебе на ветряк, – сказал отец, – потому что вижу по локации – ни одного импланта ближе трехсот метров к тебе нет. Можно не стесняться.

      – Я правда не интересуюсь конспирологией, – ответила Маня. – Мне даже противно об этом думать.

      – Я тобой, конечно, горжусь, дочка. Но в твоем файле отмечено, что ты много часов провела на ГШ-ветках. На тридцать два процента больше нормы.

      Мане показалось, будто ее ударили кулаком под дых. Хорошо, что она сидела далеко от люка.

      – Но я ничего там не постила, – прошептала она. – Никогда, папа. Ни разу в жизни.

      – И это было мудро, – ответил отец. – Ты пыталась выяснить, как устроен мир. Но не спешила поделиться своими мыслями с другими, поскольку понимала, что ничего в действительности не знаешь…

      На самом деле Маня просто боялась постить на эту тему, чтобы не портить карму, а мыслей у нее в голове мелькало много. Но папа сформулировал так удачно, что лучше она вряд ли сумела бы.

      – Да, – сказала она тихонько. – Правда.

      – Гольденштерн есть на самом деле, Маня. И еще как.

      Мане пришла в голову страшная догадка – папа, должно быть, проиграл все на бирже и потерял свой высокий баночный статус. Нет, он еще будет жить, и намного дольше, чем она сама – просто его банку потом перебросят в нижний таер… И теперь он горький лузер. И поэтому, как все лузеры, не боится говорить о Гольденштерне.

      Она долго молчала.

      Папа, словно услышав ее мысли, стал тихонько смеяться.

      – Ну подумай сама. Если никакого Гольденштерна нет, почему тогда говорить про Гольденштерна считается таким дурным тоном?

      Ага, как это объяснить, Маня знала.

      – Потому что это конспирология чистой воды, – сказала она. – Вернее, грязной и очень дурно пахнущей воды. А приверженность конспирологии выдает низкий и подлый ум. И приличные люди таких сторонятся.

      – Но ты можешь сколько угодно говорить про привидения или деда Мороза, – ответил папа. – И никто тебя сторониться не будет. А с Гольденштерном все иначе, разве нет?

      Маня глубоко вздохнула, и на ее глазах выступили слезы. Происходящее стало окончательно непонятным. Каждый раз, когда она слышала или произносила слово «Гольденштерн», в животе случался неприятный спазм. Но этого почему-то хотел ее папа.

      – Папа, – сказала она жалобно, – а почему ты со мной про это сейчас говоришь?

      Отец засмеялся, и счастливое серебро его