Обручальное кольцо блокады. Екатерина Шардакова

интерес. У меня никогда такого не было в жизни, а мне так этого хотелось! Потом мы встретились еще несколько раз, я влюбилась… Но Александр однажды сказал, что больше не придет и не пришел. А через пару месяцев я поняла, что во мне зародилась новая жизнь. Утрата Александра уже не была такой горькой, у меня появился смысл жизни – моя Вика!

      Я молчала. Быть счастливой оттого, что к тебе проявил интерес чужой нетрезвый муж, родить от него ребенка и восемь лет лгать, гладя в глаза своей подруге. Было ли мне по-прежнему жаль Наташу? Не жаль, мне было противно. Противно так, как если бы все печенье на тарелке превратилось в толстых лохматых гусениц.

      – Я никогда никому ничего не скажу, – сказала я, вставая, чтобы положить конец этому разговору, – ради моей мамы.

      После этого разговора Наташу я начала избегать, хоть это было и не легко, работая в одном отделении.

      Вечером, чтобы как-то развеяться, я пригласила Киру на прогулку. Она долго обнимала меня, радуясь, что я живая вернулась домой.

      – По радио сообщали о том, что железную дорогу бомбят… Я бы не пережила, если бы и тебя потеряла! – плакала Кира.

      – Прошу тебя, не плачь, я же здесь, живая и здоровая, хоть и немного в синяках, – улыбаясь, ответила я и откинула с лица подруги непослушные кудри.

      – Да! Ты права! – улыбнулась в ответ Кира, смахивая слезы тыльной стороной ладони. – Я так за тебя волновалась!

      – Родная, уже нет причин волноваться, – ответила я, – помни о своем малыше…

      – Я помню! – Кира прижала руки к своему маленькому животику. – Но ничего не могла с собой поделать…

      – Куда пойдем гулять? – переменила я тему.

      – Пойдем к Русскому музею, давно там не была, люблю этот парк, – ответила Кира.

      Кира взяла меня под руку, и мы медленно пошли по Невскому, потом свернули на канал Грибоедова. Мимо нас проехало несколько грузовиков. Еще один такой же мы увидели у музея.

      – Что происходит? – спросила Кира у водителя этого грузовика.

      – Эвакуация… – ответил он, прикуривая папиросу.

      Мы молча переглянулись. Картины уезжают, а мы остаемся…

      Глава 24

      Мы оставались и приспосабливались к новой непонятной жизни. Вышло распоряжение о том, что нужно наклеить бумажные полосы на окна, чтобы в случае бомбежки стекла остались целыми, и как-то вечером мы с мамой занялись этими аппликациями. Начали с кухни. Мама достала бумагу, которой мы обычно оклеивали рамы на зиму, а я принесла хозяйственное мыло и воду.

      – Хорошо, что у нас окна выходят в «колодец», – сказала мама, принимая от меня мокрую намыленную бумажную полосу, – может быть сюда не долетят снаряды, и не достанет взрывная волна…

      – Мама, ты правда думаешь, что война придет в город? – спросила я, катая мыло по очередной бумажной полоске.

      – Все может быть…

      – Мама, давай уедем отсюда! – воскликнула я. – Ведь поезда еще ходят! Я не хочу