Хорошо драться по субботам. Василий Вялый

но особенно не тяготился ими. Зато теперь он смело ходил по району и в школе, зная, что его друзья дадут решительный отпор любому задире. Незаметно для себя и окружающих Чомга стал чувствовать себя спокойнее и даже обрел определенную дерзость. Он мог подойти к стайке школьников и, нагло сплюнув им под ноги, спросить:

      – На табачок не богатые, парни?

      Подозрительно оглядев вопрошавшего с головы до ног, ему давали «табачок». Сунув сигарету за ухо (которую отдавал потом Юрке), Чомга, неторопливой походкой уверенного в себе человека, шел дальше. Слышал за спиной приглушенный шепоток:

      – А чё этот толстяк понтуется? Может, ему в лобешник дать?

      – Да ты что?! Это ж Чомга – кент Червонца! Порвут потом, как Тузик грелку…

      Николай ухмылялся, наполняя свою ущемленную гордость маленькой долей дерзости.

      Но уже вечером, вздрагивая от Юркиного крика, он будет бежать в его дом, и разыскивать на грязном полу закатившуюся куда-то шахматную фигуру.

      – Без пешки лучше не возвращайся – прибью! – искренне напутствовал его Юрка.

      – Да не рычи ты на него так, – позевывая, рекомендовал Червонец. – Сбежит ведь… Кого тогда за сигаретами посылать будешь?

      – Не сбежит, – Юрка сосредоточенно расставлял фигуры на шахматной доске. – Куда он на хрен денется…

      Со стороны могло показаться, что Николаю нравилось быть униженным. Но никто из нас не мог предположить, насколько это было верно. Так или иначе, Чомга теперь являлся неотъемлемой частью нашего коллектива, и мы уже привыкли к нему.

      V

      Юрка жил возле речки. Кусты сирени и жасмина окружали его ветхий и запущенный домик. Деревянная бочка, стоявшая под водосточной трубой, служила на все случаи жизни: в ней Юрка умывался, купался, стирал, брал воду, чтобы сварить картошку или магазинные пельмени. Из мебели в его комнате были: старенький потрепанный диванчик, небольшой квадратный стол, застеленный грязной, порезанной кухонным ножом клеенкой. Около стола стояло несколько колченогих стульев, изготовленных, видимо, еще в эпоху развитого социализма. На гвозди, вбитые в глиняную стенку, он вешал свою одежду – зеленую фетровую шляпу, служившую ему верой и правдой круглый год, да засаленную лётную куртку. Над столом висело несколько постеров модных западных и российских рок-групп. Всё в неказистом Юркином домишке дышало классическим убожеством, если не сказать, нищетой. Так он и жил: немного у него было и всё на виду; прятал Юрка от посторонних глаз лишь футбольные программки да пожелтевшую от времени фотографию родителей – молодых и красивых. Хозяин был неказист, как и его житейские обстоятельства. Худое, в конопушках, лицо, как правило, не выражало к происходящему вокруг ни малейшего интереса. Рыжие непричесанные вихры торчали из-под неизменного головного убора. Подозрительно-недоверчивый прищур почти всегда скрывал карий цвет глубоко посаженных глаз. Юрка не читал книг, по старенькому, кем-то