Жди меня (сборник). Константин Симонов

разведке намаявшись днем,

      Он греет холодные руки

      Над желтым походным огнем.

      В кофейнике кофе клокочет,

      Солдаты усталые спят.

      Над ним арагонские лавры

      Тяжелой листвой шелестят.

      И кажется вдруг генералу,

      Что это зеленой листвой

      Родные венгерские липы

      Шумят над его головой.

      Давно уж он в Венгрии не был —

      С тех пор, как попал на войну,

      С тех пор, как он стал коммунистом

      В далеком сибирском плену.

      Он знал уже грохот тачанок

      И дважды был ранен, когда

      На запад, к горящей отчизне,

      Мадьяр повезли поезда.

      Зачем в Будапешт он вернулся?

      Чтоб драться за каждую пядь,

      Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,

      Бежать за границу опять?

      Он этот приезд не считает,

      Он помнит все эти года,

      Что должен задолго до смерти

      Вернуться домой навсегда.

      С тех пор он повсюду воюет:

      Он в Гамбурге был под огнем,

      В Чапее о нем говорили,

      В Хараме слыхали о нем.

      Давно уж он в Венгрии не был,

      Но где бы он ни был – над ним

      Венгерское синее небо,

      Венгерская почва под ним.

      Венгерское красное знамя

      Его освящает в бою.

      И где б он ни бился – он всюду

      За Венгрию бьется свою.

      Недавно в Москве говорили,

      Я слышал от многих, что он

      Осколком немецкой гранаты

      В бою под Уэской сражен.

      Но я никому не поверю:

      Он должен еще воевать,

      Он должен в своем Будапеште

      До смерти еще побывать.

      Пока еще в небе испанском

      Германские птицы видны,

      Не верьте: ни письма, ни слухи

      О смерти его неверны.

      Он жив. Он сейчас под Уэской.

      Солдаты усталые спят.

      Над ним арагонские лавры

      Тяжелой листвой шелестят.

      И кажется вдруг генералу,

      Что это зеленой листвой

      Родные венгерские липы

      Шумят над его головой.

      1937

      Однополчане

      Как будто мы уже в походе,

      Военным шагом, как и я,

      По многим улицам проходят

      Мои ближайшие друзья;

      Не те, с которыми зубрили

      За партой первые азы,

      Не те, с которыми мы брили

      Едва заметные усы.

      Мы с ними не пивали чая,

      Хлеб не делили пополам,

      Они, меня не замечая,

      Идут по собственным делам.

      Но будет день – и по разверстке

      В окоп мы рядом попадем,

      Поделим хлеб и на завертку

      Углы от писем оторвем.

      Пустой консервною жестянкой

      Воды для друга зачерпнем

      И запасной его портянкой

      Больную ногу подвернем.

      Под Кенигсбергом на рассвете

      Мы будем ранены вдвоем,

      Отбудем месяц в лазарете,

      И выживем, и в бой пойдем.

      Святая