Ночь нежна. Френсис Скотт Фицджеральд

прежде, чем они достигли отеля.

      – У нас ничего не получится, – сказал он с нарастающим чувством паники. – Я в вас влюблен, но это не меняет того, что я сказал вчера вечером.

      – Теперь это не имеет значения, – ответила она. – Мне просто нужно было, чтобы вы меня полюбили, и если вы меня любите, то все хорошо.

      – К несчастью, люблю. Но Николь ничего не должна узнать и даже смутно заподозрить. Мы с ней и дальше должны жить вместе. В каком-то смысле это даже важнее, чем просто хотеть жить дальше.

      – Поцелуйте меня еще раз.

      Он поцеловал, но был уже далеко.

      – Николь не должна страдать, она любит меня, и я люблю ее. Вы ведь понимаете.

      Она понимала – такие вещи она понимала отлично: людям нельзя причинять боль. Она знала, что Дайверы любят друг друга, и с самого начала принимала это как данность. Однако почему-то ей казалось, что отношения между ними довольно спокойные, скорее напоминающие ее любовь к матери. Когда люди так щедро отдают себя окружающим, не значит ли это, что они недостаточно близки между собой?

      – И это настоящая любовь, – сказал Дик, словно прочитав ее мысли. – Деятельная любовь. Едва ли я смогу вам это объяснить – слишком сложно. Из-за нее и случилась та дурацкая дуэль.

      – Откуда вы знаете о дуэли? Мне казалось, мы надежно хранили от вас этот секрет.

      – Вы полагаете, Эйб способен хранить секреты? – с язвительной иронией спросил он. – Безопасней объявить о своей тайне по радио или написать в таблоиде, чем доверить ее человеку, выпивающему больше трех-четырех стаканов в день.

      Не отрываясь от него, она согласно рассмеялась.

      – У меня сложные отношения с Николь. Она не очень сильный человек – кажется сильной, но это не так. И это создает массу трудностей.

      – О, давайте не будем об этом сейчас! Сейчас – просто целуйте меня, любите меня. А о том, что я вас люблю, я никогда не позволю Николь догадаться.

      – Милая моя.

      Когда они подошли к отелю, Розмари, немного отстав, с обожанием любовалась им. Он шел легкой энергичной походкой, словно, завершив одни великие деяния, спешил перейти к другим. Вдохновитель дружеских веселий, попечитель изощренных удовольствий. Его шляпа была шедевром шляпного искусства, в одной руке тяжелая трость, в другой – желтые перчатки. Розмари думала о том, как восхитительно все они проведут нынешний вечер благодаря ему.

      Наверх они поднимались пешком – пять лестничных пролетов. На первой площадке остановились и поцеловались; на каждой следующей Розмари делалась все более настороженной. Не дойдя до двух последних, она задержалась в последний раз для короткого прощального поцелуя. Однако, уступив его настойчивости, снова спустилась с ним на один пролет, после чего они уже без остановок поднялись на свой этаж. Здесь, протянув руки поверх перил, они коснулись друг друга кончиками пальцев и наконец расстались. Дик пошел обратно вниз, чтобы сделать какие-то распоряжения на вечер, а Розмари побежала к себе писать письмо матери;