Четыре после полуночи. Стивен Кинг

в чем же?

      – Я тоже спал. Отключился до того, как капитан, наш первый капитан, погасил табличку с надписью «НЕ КУРИТЬ». Такое со мной случается всегда. Поезда, автобусы, самолеты – я засыпаю, как младенец, как только они заводят двигатель. А как насчет тебя, дорогой мальчик?

      – А что насчет меня?

      – Ты спал? Спал, не так ли?

      – Э… да.

      – Мы все спали. А вот люди, которые бодрствовали, исчезли.

      Алберт задумался.

      – Возможно…

      – Никаких возможно, – отмахнулся Дженкинс. – Я пишу детективные романы, зарабатываю этим на жизнь. Можно сказать, дедукция – мои хлеб и масло. Если бы кто-то бодрствовал в момент, когда исчезали все эти люди, неужели ты думаешь, что он не поднял бы крик и не разбудил нас?

      – Поднял бы, – согласился Алберт. – Только того парня, что лежит в самом хвосте, он бы не разбудил. Думаю, его не разбудила бы и сирена.

      – Возражение принимается. Но никто не кричал, не так ли? И никто не вызвался рассказать нам, что произошло. Поэтому я и предполагаю, что самолет покинули только не спавшие пассажиры. Естественно, вместе с бодрствующим экипажем.

      – Да. Похоже на то.

      – У тебя в глазах тревога, дорогой мальчик. По выражению лица ясно видно, что моя идея тебе не нравится, несмотря на всю ее привлекательность. Позволь спросить, почему? Я что-то упустил? – По тону Дженкинса было понятно, что он в это не верит, но чувствовалось, что мама привила ему хорошие манеры.

      – Не знаю, – честно признался Алберт. – Сколько нас? Одиннадцать?

      – Да, считая того парня, что храпит в хвосте, нас одиннадцать.

      – Если вы правы, нас не должно быть больше?

      – Почему?

      Но Алберт не ответил, потому что внезапно перед его мысленным взором возник образ из детства. Теологически его воспитывали в некой буферной зоне, поскольку родители уже не были ортодоксами, но еще не стали агностиками. Он и его братья соблюдали диетологические традиции (или законы, как ни назови), все праздновали бармитцву, все знали, кто они такие, откуда пришли и что сие означает. А то, что он сейчас вспомнил, ему рассказали в храме. Историю о последней казни египетской, о том, что свершил ночью по велению Господа ангел смерти.

      Но теперь Алберт видел ангела, идущего не по Египту, а по салонам «767», летящего рейсом 29, прижимая пассажиров к своей ужасной груди… не потому, что они забыли помазать дверные косяки (или спинки кресел) кровью агнца, а потому…

      Почему? Почему?

      Ответа Алберт не находил, и по его телу пробежала дрожь. Лучше б ему не вспоминалась эта история.

      – Алберт? – Голос Дженкинса донесся откуда-то издалека. – Алберт, с тобой все в порядке?

      – Да. Просто задумался. – Юноша откашлялся. – Если бы все спящие пассажиры остались в креслах, нас было бы человек шестьдесят. Может, и больше. Я хочу сказать, это же «красный глаз».

      – Дорогой мальчик, а ты…

      – Не могли бы вы называть меня Албертом, мистер Дженкинс? Это мое имя.

      Дженкинс потрепал Алберта по плечу.

      – Прошу прощения. Искренне. Только не подумай, что я