Ольф. Книга четвертая. Петр Ингвин

ь первая. Люба

      Глава 1

      Люба-номер-два вернулась на работу, по пути она довезла меня до остановки в моем квартале. Там я выходил в прошлый раз, поскольку показывать дом, где живу, не хотелось. На вопрос, где лучше высадить, я вновь указал на тротуар у соседней пятиэтажки. Предложенная работа устраивала меня полностью, мало кому удается совмещать удовольствие и заработок, но на душе было муторно. Прежде чем бросаться в омут головой, нужно еще раз все взвесить и просчитать.

      Выходя из машины, я пообещал завтра или послезавтра прийти с документами, Люба-номер-два поцеловала меня и на прощание зачем-то погрозила пальцем.

      Небеса решили, что дарованной городу передышки достаточно, и снова повалил снег. Во дворе ребятня играла в снежки, около превратившейся в сугроб песочницы бабушка с внуком лепили снеговика. Посреди дороги стояла легковушка – водитель-сосед по лестничной площадке расчищал заваленное за день место стоянки около мусорных баков, рядом курил одолживший ему лопату дворник.

      Войдя в квартиру, первым желанием было рассказать Маше обо всем, что я видел собственными глазами. Пусть порвет с подлецом. Она достойна большего. Лучшего случая, чем сейчас, не придумать.

      Но если подумать…

      Она влюблена. Каждый удар по отношениям приводил к психическому срыву. Полный разрыв обеспечит мне в соседках алкоголичку в непроходящем запое. Или, что еще хуже, Маша пустится во все тяжкие, и квартира превратится в проходной двор. Когда нет сдерживающих факторов, человек способен на все. Мало того, он ни на что не обращает внимания. «Пролетарию нечего терять, кроме своих цепей», – говорили в прошлом веке, и когда цепи потеряны…

      Лучше не представлять.

      Придержу известия при себе. До поры до времени.

      Обычно под вечер Маша уезжала на работу, но сейчас оказалась дома. Она сидела на кухне.

      – Алик, мне скоро уходить, зайди, пожалуйста, на минутку.

      Голос ее был усталый, тихий, с просительной интонацией.

      – Зачем? – спросил я из прихожей.

      – Надо поговорить.

      – Больше не с кем?

      Вышло слишком резко, такого я от себя не ожидал. Надо быть аккуратнее со словами, а то сначала грубость пришла в мысли, затем в написанные тексты, теперь выливается на ближних. Глядишь, и до Любы дойдет.

      И чего, собственно, я ополчился на Машу? За шашни с приятелем брата? Он не первый и, увы, не последний, пора привыкать. Жизнь Маши – ее жизнь, так же как моя – только моя. И разве я сегодня не «отомстил»?

      Все равно возникала обида. Маша свое жизнелюбие не скрывает, а мне, узнай кто-то о Любе-номер-два, придется всеми конечностями отпинываться. Несправедливо.

      Маша сама вышла ко мне. На ней были привычные футболка и трусики, но сегодня то и другое отличала плотная ткань, не просвечивающая, как обычно, и, в выбранном фасоне, не слишком облегающая. В сравнении с прежним одеянием – ощутимый прогресс. Если представить на миг, что это сделано ради меня…

      Нет, конечно, это каприз самой Маши. И все же. Мне не нравились ее откровенные наряды, я сторонился чересчур буйных проявлений ее странного понятия о веселье, Маша это знала. В таком случае переход на более плотную ткань – шаг в нужном направлении. Шаг за шагом, деталь за деталью, и однажды…

      А оно мне теперь надо, это «однажды»? Пару месяцев назад я грезил об исправлении Маши, мне мешали ее неприемлемые заскоки, и, к примеру, разрешение поставить в ванной защелку казалось мне мечтой номер один, к которой надо стремиться и которую всеми силами приближать. Времена изменились. Теперь от вида и выходок Маши я получал удовольствие. Мне не хотелось ничего менять.

      А сейчас, конкретно в эту минуту, ее вид меня вообще не интересовал. После невообразимого дня, насыщенного событиями, видами и ощущениями…

      – Я чувствую, что ты меня избегаешь. – Маша встала в дверях кухни. – Это из-за того, что было у нас в ванной?

      У нас в ванной ничего не было. В ванной было с Любой-номер-два.

      – Все нормально, – сказал я.

      – Неправда, но пусть будет так. Есть хочешь?

      Я вдруг вспомнил, что кроме завтрака в кафе ничего не ел. В желудке заурчало. В течение дня события неслись таким вихрем, что о еде не думалось.

      Я поинтересовался с невольно пробившейся брезгливостью:

      – Шашлык?

      – Шашлык тебе не понравился, и сегодня я заказала пиццу. Какую хочешь, «Маргариту» или «Четыре сезона»? Осталось по половине той и другой.

      Почему «или»? Мне, пожалуйста, Маргариту в течение всех четырех сезонов.

      Однако, странные у меня ассоциации с едой возникают в последнее время. Двумя Маргаритами – симпатяшками Ритой и Марго – я сегодня уже наслаждался, причем именно сегодня слово «пицца» рисовало перед внутренним взором совсем другие картинки. Весь день прошел под знаком такой пиццы. Пиццатый день.

      – Хочу «Маргариту», – объявил я.

      Маша едва сдержала смешок.

      – Прозвучало