Фотофиниш. Свет гаснет. Найо Марш

к двери.

      – Спасибо, – сказал Руперт в темноте. – Доброй ночи.

      В коридоре Кармайкл сказал:

      – Очень странный вышел разговор.

      – Да, весьма.

      – Можно было почти уверенно сказать, что… то есть…

      – Что?

      – Что ему стало легче. Не поймите меня неправильно. Он испытал шок – я имею в виду это его поразительное извинение за оперу, которое я, признаться, не счел особенно впечатляющим, и его обморок. Пульс у него до сих пор неровный. Но его реакция, – повторил Кармайкл, – была странной, вы не находите?

      – Люди склонны вести себя странно, когда слышат о смерти. Уверен, вы с этим сталкивались, разве нет? В этом же случае, мне кажется, присутствует чувство избавления.

      – Избавления? От чего?

      – Ну, – сказал Аллейн, – от трудной ситуации. От чрезвычайно сильной тревоги. От большого напряжения. Кто-то – кажется, это был Шоу – сказал, что после смерти даже самых близких и дорогих людей человек всегда испытывает чувство освобождения. И облегчения.

      Кармайкл фыркнул и изучающе посмотрел на Аллейна.

      – Вы не сказали ему, что это было убийство.

      – Нет. Утром для этого будет достаточно времени. Пусть насладится пользой от таблетки Латтьенцо.

      Доктор Кармайкл снова фыркнул.

      Аллейн после вернулся к Трой, которая уже держала наготове фотоаппарат, кисть и тальк.

      – Как себя чувствует этот мальчик? Как он воспринял новость?

      – В целом хорошо. На удивление хорошо.

      – Возможно, он исчерпал способность реагировать эмоционально. Он был на пределе своих сил в этом смысле.

      – Может, и так. А ты – самая мудрая пушистая совушка, и тебе пора устраиваться на ночлег. Я ухожу, и похоже, это будет одна из тех ночей.

      – О, как в том деле с Фоксом, Томпсоном и Бэйли?

      – Не то слово. И когда хочется, чтобы ты была в своем лондонском гнездышке за тринадцать тысяч миль отсюда, – сказал Аллейн. – Но раз уж ты здесь, то лучше запрись на ключ, когда будешь ложиться.

      – Я?! – недоверчиво воскликнула Трой. – Зачем?

      – Чтобы мне пришлось тебя разбудить, – сказал Аллейн и ушел.

      Он попросил Берта продолжить дежурство, пока он с доктором Кармайклом сходит в гостиную.

      Доктор Кармайкл сказал:

      – Но я не совсем понимаю… Ключ ведь у вас.

      – Могут быть и другие ключи – у других людей. У Марии, например. Если Берт продолжит сидеть за ширмой, он увидит любого, кто попытается войти.

      – Не могу представить, чтобы кто-то захотел вернуться туда. Даже убийца.

      – Нет? А я могу, – возразил Аллейн.

      Они спустились в гостиную.

      Там сидело маленькое бледное трио оставшихся гостей: Хильда Дэнси, Сильвия Пэрри и Латтьенцо. Мистер Реес, как понял Аллейн, заперся в кабинете с Беном Руби и Хэнли. В гостиной лишь наполовину успели убрать предобеденный беспорядок, когда пришла страшная новость. Повсюду стояли бокалы из-под шампанского, полные окурков пепельницы и ведерки с растаявшим льдом. Камин прогорел до углей, и, когда Аллейн вошел, синьор Латтьенцо