Шутка Немезиды. Влад Борисов

в действительности было нечему. Рильке уже целую декаду бессменно пребывал на этом посту вместе с осточертевшим ему нарядом из капрала и пяти оболтусов, грозно именуемых полицией славного города Нилум. Конечно, это была не вся полиция, но из нарядов – самая несчастливая. Несчастье принёс сам Рильке, проиграв в кости своему приятелю это дежурство. «Он меня подставил! – уже который раз пытался убедить сам себя лейтенант. – Слишком подозрительно блестели его глаза и дрожали руки во время последнего броска. Стал бы он так переживать, если бы не боялся быть пойманным на мухлеже?»

      Злость поражения, подогреваемая жаркими лучами Лигии, никак не могла покинуть Рильке, и он отыгрывался на крестьянах и торгашах, пытавшихся миновать его пост. Естественно только на тех, кто был ему по зубам. Попробуй прицепиться к торговому обозу телег эдак на двадцать! Сам ещё должен останешься. Если вообще останешься… Живой. А то спишут всё на волока и поминай, как звали.

      «Кстати о волоке… Давненько никто их не видел в наших краях. И вот – опять! – Рильке поднялся, кряхтя и поддерживая рукой затёкшую от лежания на земле спину. – Пара крестьян заявила, что видела зверя. Брешут поди. Еще и защиты просят, наивные. Пришлось объяснить, что я здесь ради службы поставлен, а не ради каких-то брехливых голодранцев.»

      Действительно, пост, на котором осел наряд лейтенанта, находился на распутье дорог, ведущим к двум богатым городам – Нилуму и Вилье, и основан по высочайшему велению «самого», даровавшего право городам тут дежурить по очереди и обирать путников и обозы, не забывая при этом делиться с казной, отдавая ей мзду в виде налогов. Сегодня был как раз последний день города Нилума и Рильке с тоской отсчитывал каждый час невыносимо тягучего времени, оставшегося до конца дежурства.

      – Лейтенант! Давайте к нам, тут весело! – судя по фамильярному тону капрала, он был уже изрядно поддавши.

      Рильке раскрыл рот, чтобы как следует отчитать зазнавшегося подчинённого, да так и замер, облизывая подсохшие губы.

      Трое путников, появившиеся в пределах его зрения, поначалу не показались ему какими-то подозрительными. Но намётанный на наживу глаз обмануть было трудно. Сработал не разум, а рефлексы, разбудившие подсознание, а то, в свою очередь, парализовало мышцы и включило соображаловку.

      – Будь я проклят, кого-то они мне напоминают, – пробормотал Рильке, наморщив лоб. – Не помню кого, но они определённо мне не нравятся.

      – Не нравятся они мне, – дальним эхом повторил Сеня, дожёвывая второе яблоко. – Может стоило послушать того крестьянина и пройти лесом?

      – И сколько ты собираешься по лесам ходить? – усмехнулась Юля.

      – Пойми, Сэм, – поддержал ее Петрович, – Встреча с властями для нас первое и самое важное испытание. И лучше, если оно пройдёт здесь, подальше от городских стен и гарнизонов. Тут мы, в крайнем случае, убежим, а в городе, как пить дать, в тюрьме окажемся.

      «Уверенно идут, – размышлял Рильке, – Я бы даже сказал – нагло. Может