Танец со зверем. Мэри Влад

открывается всего на тридцать процентов, но мощь ощущается.

      Если прокатиться на пароходе, то можно побывать в самом эпицентре, рассмотреть и прочувствовать все три водопада вблизи. С американской стороны можно спуститься к самому основанию «Американского водопада» и постоять рядом с мощной стеной падающей воды. В цену билета входит и дождевик, но там ничего не может остаться сухим. В любом случае нужна сменная одежда.

      В ясную погоду лучи солнца, преломляясь в мельчайших каплях воды, образуют радуги. Их бывает несколько, часто одна внутри другой. Жуть как красиво.

      «Подкова» – самый мощный из всех трёх водопадов. «Американский водопад» менее глубокий, но зато брызг и водной пыли меньше, и его можно хорошо рассмотреть. С американской стороны подойти вплотную можно и к водопаду «Фата невесты». Он размывается в среднем на полтора метра в год. В научно-популярном сериале «Жизнь после людей» сказали, что через пять тысяч лет «Американский водопад» и «Фата невесты» пересохнут, а «Подкова» передвинется на север почти на два километра и станет ещё выше и мощнее. Но мы этого уже не увидим. Разве что в другой жизни.

      Щурю глаза. Зрелище завораживает. Ночью всё видно лучше, чем днём: водная пыль мешает меньше, а подсветка придаёт мистическую атмосферу. Но дело даже не в этом. Когда ты стоишь здесь, то каждой клеточкой тела ощущаешь свою ничтожность перед величием природы. Этот водяной поток срывается прямо в бездну. Так страшно и восхитительно.

      – Давно здесь не была, да? – кричит мне в ухо Майкл, перекрывая шум воды.

      Киваю. Хочется смотреть и смотреть, но мне холодно. Он замечает это, предлагает уйти от воды подальше. Соглашаюсь, и мы возвращаемся к машине.

      – Прогуляемся, мартышка?

      – Майкл, мне нужно домой, – напоминаю я.

      – Да, сестрёнка, конечно.

      Он какой-то грустный. Снова пытаюсь его рассмешить. Дурачусь. Под ногами ковёр из разноцветных листьев. Шуршу ими, пиная и подкидывая носком ботинка.

      – Я люблю тебя, мартышка. Ты же знаешь это? – спрашивает Майкл, и я вижу в его глазах боль.

      – Конечно. Я тоже люблю тебя. Почему ты спрашиваешь?

      – Ты простишь меня?

      – За что?

      – За то, что всегда был дерьмовым братом.

      – Майкл…

      Он заходит мне за спину, обнимает, прижимает к себе и кладёт подбородок мне на плечо.

      – Ничего, мартышка, ничего. У меня просто жутко дерьмовый день. И я очень соскучился по тебе.

      Мы стоим так долго. Майкл качается из стороны в сторону, увлекая меня за собой. Мне кажется это странным. Он ненадолго выпускает меня из объятий, но потом снова обнимает одной рукой, прижимая меня спиной к своему торсу.

      – Поговори со мной, Майкл. Что-то случилось?

      – Да, мартышка. Я ненавижу себя за то, что хочу сделать.

      – Что…

      Не успеваю договорить. В нос ударяет прелый запах. Он забивается в ноздри, не даёт дышать. Глаза слезятся. Я пытаюсь дёргаться,